История России. Алексей Михайлович и его ближайшие преемники. Вторая половина XVII века

В № IV зерцаловских приложений к «Земским соборам Древней Руси» В.Н. Латкина челобитная служилого человека Протасьева о том, что во время московского мятежа разграблен сундук с имуществом, оставленный им на хранение у дьяка Ларионова; причем изодраны были его поместные, закладные и купчие грамоты. Он просит возобновить эти грамоты. Многие бояре и служилые люди после сего мятежа также подают челобитье о возобновлении погибших у них поместных и вотчинных грамот на земельное имущество. (См. у того же Зерцалова в «Чт. Об-ва ист. и древн.» 1890. Кн. 3.) Между прочим, у бояр Б.И. Морозова и его брата Глеба при разграблении их дворов погибло несколько десятков грамот купчих, послушных, жалованных и пр. Некоторые по их челобитью были вновь выданы им из Поместного приказа (Ibid. Прилож. VIII). Тут же встречаем челобития служилых и приказных людей – погорельцев, просящих о вспоможении или об отпуске в деревню (Ibid, и Рус. ист. б-ка. Т. X. С. 412).

О мятеже в городе Козлове и попытка к нему в Талицком остроге см. те же извлеченные из Архива Зерцаловым акты в приложениях у Латкина, № I, II, III, V и VI, и в «Чт. Об-ва ист. и древн.». 1890. Казаков, стрельцов и черных людей г. Козлова взбунтовал своими рассказами о столичных событиях приехавший из Москвы «полковник казак Сафон Кобызев с товарищи»; а в г. Талицке (на р. Сосне) то же сделали три кузнеца-оружейника, присланные из Москвы (Зерц. Ibid. 28). Какое впечатление и какие толки иногда вызывали московские мятежи в народе и даже среди служилого или помещичьего сословия, показывает «грамотка» или письмо некоего Семена Колтовского из Каширского уезда к своему дяде Порфирию. Между прочим, он пишет: «И нынче государь милостив, сильных из царства выводит, сильных побивают ослопьем да каменьем, ты, государь, насильства не заводи, чтобы мир не проведал, а надежа ваша с Иваном Владычниным (дьяком Поместного приказа) вся переслылась, и вы не надейтесь. Нонча кому вы посул давали, совсем они пропали, и лебеди твои остались у Бориса Морозова, а Назарей Чистой и с деньгами пропал» (Зерцалов. Чт. Об-ва ист. и древн. 1887. Т. III. С. 50). Кстати: по челобитной вдовы Чистого Агафьи дано ей государева жалованья на поминки мужа 50 рублей (Ibid. 51).

О мятежах в Сольвычегодске и Устюге у Соловьева. Т. X. Гл. II. Примеч. 35 и 36 со ссылками на Моск, главн. архив Мин. ин. дел (Дела приказные. 1649 г. № 41. Дело 1648 г. № 87 и 1649 г. № 8). Может быть, не без связи с московскими смутами произошло в том же 1648 г. брожение в сибирских городах, выразившееся челобитьем на их воевод. А в Томске служилые и жилецкие люди подняли открытый бунт против воеводы князя Осипа Ивановича Щербатова под руководством его товарища Бунакова и дьяка Патрикеева. Воеводу они самовольно отставили и заперли его на воеводском дворе. При разборе этого дела в Сибирском приказе князь Щербатый пытался обвинить Бунакова в том, будто он хочет на Оби «Дон заводить» и «Сибирью завладеть». А Бунаков обвинял Щербатова в изменнических сношениях с Калмыцкими тайшами. См.: Оглоблина. К истории Томского бунта 1648 года (Чт. Об-ва ист. и древн. 1903. Кн. 3).