По всем данным, приведенным у Павла Алеппского, Украйна при польском владычестве, подпав влиянию польской культуры, приобрела внешний вид довольно цветущей страны, с хорошо обстроенными городами и довольно развитым сельским хозяйством, и, казалось бы, это процветание не оправдывало столь единодушного и кровавого восстания коренных ее обитателей. Но у того же автора находим и объяснение. Кроме главной побудительной причины, то есть утеснения веры и нравственного попрания русской народности, польские паны и шляхта энергично старались обратить жителей в крепостное состояние и угнетали тяжелыми работами. «Их, – говорит Павел, – заставляли работать днем и ночью над сооружением укреплений, копанием прудов для воды, очищением земель и прочим». Следовательно, все эти роскошные замки польско-украинских магнатов, их цветущие сады, возделанные поля и прочее – все это достигалось принудительным непосильным трудом, работами из-под палки. А потому сие процветание имело только наружный, поверхностный вид. Между прочим, как только русский народ освободился от польского ига, он с пренебрежением стал относиться к памятникам пышной жизни своих бывших угнетателей, то есть к их замкам-дворцам, в которых еще недавно роскошествовали панские семьи, гнездились многочисленная дворня и хорошо вооруженные надворные хоругви, давались веселые пиры и попойки, а сырые подвальные темницы оглашались стонами провинившегося крепостного люда. В некоторых городах восточные путники с удивлением осматривали изящные панские дворцы, своими сводами и балюстрадами высоко поднимавшиеся над городом. Но теперь эти дворцы стояли пустые, безлюдные и, будучи построены из дерева, скоро обращались в развалины, служа убежищем собакам и свиньям. Такой дворец Павел указывает в Умани внутри крепости; но особенно распространяется он о роскошном дворце Калиновского в Маньковке, стоявшем на краю города и хорошо укрепленном. Из его верхнего этажа путешественники любовались далеким видом на окрестности; а внутри их поражали своими размерами широкие каптуры, или камины, проникавшие вверх чрез все этажи. Точно так же в городах нередко пустыми стояли и служили логовищем для зверей красивые дома и лавки жидов и армян, изгнанных или истребленных во время последнего казацкого восстания; казаки завладели их движимым и недвижимым имуществами и разделили между собой.
Освобождение от польского ига, очевидно, подняло дух народа и вместе дало сильный толчок в культурном отношении. Записки Павла Алеппского вообще отражают благоприятные впечатления, произведенные на него Украйной. Он хвалит ее климат, плодородие почвы, изобилие скота, свиней, домашней птицы и рыбы, уютные жилища, окруженные садиками или огородами, засеянными капустой, морковью, репой, петрушкой; а изгородь их состояла из вишен, слив и других плодовых деревьев. С особой любовью описывает он благочестие жителей, благолепие их церквей, процветавшее у них искусство иконописания и вообще живописи, подвергшееся влиянию итальянских и польских мастеров. В этих церквах висели люстры, обыкновенно устроенные из оленьих рогов, концы которых обделывались так, что в них вставлялись свечи. Священники носят черные суконные колпаки с меховой опушкой, а кто побогаче, то бархатные с собольим мехом; протопопы же носят суконные или бархатные шляпы с крестом. Но и в церковной сфере местами все еще заметны следы латинского или униатского влияния. Так, путешественники по дороге встречали изображение Богоматери (вероятно, резное) «в виде непорочной девы с розовыми щеками».
Хмельницкий, или просто Хмель, как его называл народ, стоял тогда лагерем под Богуславом. К этому городу и направился патриарх Макарий со своей свитой.