Боярский сын Юрий Отрепьев, который сперва служил у Романовых и князя черкасского, поступил в монахи, был назван Григорием; он был в разных монастырях и наконец оказался в Чудовом монастыре в Москве. Патриарх Иов полюбил его, потому что Григорий был человек грамотный и умный. Он везде разузнавал все, что можно, о царевиче Дмитрии и стал в шутку говорить другим монахам: «Знаете ли, что я буду царем в Москве?» Донесли об этом патриарху. Иов велел заточить его на Белоозере, но родственники уведомили его об этом, и он убежал в Литву и распустил там молву, что царевич Дмитрий не убит, а спасен кормилицей; сам же сперва вступил в Запорожскую Сечь, там научился военному искусству, потом в школе выучился латинскому языку и разным наукам, наконец поступил на службу к богатому и сильному польскому пану Адаму Вишневецкому. Григорий был не красив, но ловок, храбр, умен и полюбился Вишневецкому. Прослужив некоторое время, Отрепьев притворился тяжко больным; исповедовать его пришел иезуит, духовник Вишневецкого. Григорий сказал иезуиту: «Похорони меня как царевича. Я не скажу своей тайны, но по смерти моей ты найдешь под моей постелью свиток, в котором все написано». Иезуит тотчас же взял этот свиток, где Отрепьев написал, что он царевич Дмитрий, что Борис хотел его убить в Угличе, но верный лекарь спас его, а вместо него был убит сын священника, что бояре проводили его в Литву, чтобы спасти от Бориса.
Вишневецкий узнал об этом от духовника, сперва удивился и не верил; но Григорий много обстоятельств из жизни царевича со слезами рассказал ему, показал крест с дорогими каменьями, сказал, что это благословение его крестного отца, боярина Мстиславского, и Вишневецкий поверил.
Иезуиты и сам папа стали покровительствовать Лжедмитрию, потому что он принял католическую веру и обещал ввести ее в России, когда сделается царем. Знатный поляк Мнишек тоже стал помогать ему всеми силами, потому что самозванец обещал жениться на его прекрасной и хитрой дочери Марине. Даже король польский Сигизмунд признал самозванца Дмитрием, назначил ему содержание и позволил панам набирать для него войско, а сам между тем писал Борису, что паны без его воли защищают Лжедмитрия. Самозванец вел себя очень умно, надавал много обещаний королю, папе и панам, всего больше Мнишеку, обещал заплатить его долги, отдать ему княжества Смоленское и Северское, а Марине – Новгород и Псков. Мнишек и Вишневецкий стали собирать войско. Тогда в Польше и Литве было много русских беглецов. Некоторые их них хоть и не любили Годунова, но видели обман самозванца и не хотели присягать ему; один по имени Яков Пыхачев даже всенародно перед королем назвал Лжедмитрия обманщиком и был казнен. Другие же изгнанники пристали к Отрепьеву. Ему много помогало то, что один из его сообщников, бродяга Леонид, назвался Григорием Отрепьевым; поэтому многие, видя иного Отрепьева, стали думать, что самозванец не обманщик. Он послал грамоту к донским казакам, говоря, что он сын Грозного, и приглашая служить себе. Два донских атамана поехали в Польшу, увидели, что самозванец в чести у короля и панов, и сказали своим товарищам, что он истинный Дмитрий. Донцы победили Семена Годунова, высланного на них с войском, а дворянина Хрущева, посланного царем уговорить их, схватили и в оковах привезли к самозванцу. Взглянув на него, Хрущев заплакал, упал на колени и сказал: «Вижу Иоанна в лице твоем! Я твой слуга навеки». Он первый из знатных русских стал служить самозванцу. Лжедмитрий вступил в Россию с войском, но оно было не очень велико. Только полторы тысячи поляков и две тысячи казаков были хорошо вооружены, остальные же пешие и почти без оружия.
Когда Годунов только что вступил на престол и разнесся слух, что крымский хан идет на Россию, то по приказу царя собралось 50 тысяч воинов. Но теперь Борис Федорович распоряжался нерешительно, может быть потому, что его мучила совесть, а может быть, он опасался потревожить народ, показав, что считает такого врага опасным. Поэтому он сперва послал небольшое войско под начальством Мстиславского. Впрочем, у Мстиславского было все-таки более воинов, чем у самозванца, и они были лучше вооружены; но Мстиславский хотя и был храбрый человек, но плохо умел распоряжаться. Самозванец рассылал грамоты, в которых описывал, как он спасся от убиения; говорил, что присяга, данная Борису, недействительна; убеждал всех служить себе; обещал награду, мирное и счастливое царствование, говоря, что так не может царствовать богопротивный злодей, хотевший его убить. Это сильно действовало на народ, потому что Бориса все не любили за то, что он укрепил крестьян, и думали, что Бог за его злодейство наказал Россию голодом и другими несчастьями.