История России XX — начала XXI веков

5–6 декабря, в пятую годовщину принятия Конституции СССР, по всему фронту – от Калинина до Ельца – советские войска перешли в контрнаступление. За месяц враг был отброшен от Москвы на 100–150 км. В январе 1942 г. контрнаступление под Москвой переросло в контрнаступление по всему советско-германскому фронту. К марту войска противника были отброшены от столицы на 150–350 км. Были освобождены вся Московская, Тульская области, значительная часть Калининской области. Захваченный в ходе наступления немецкий гранит был использован после войны для строительных работ в центре Москвы.

Под Москвой войска Германии потерпели первое с 1939 г. крупное поражение. Окончательно провалился план «блицкрига» – молниеносной войны. Противник перешел к непредусмотренной стратегии затяжной войны. В Московской битве наметился коренной поворот в ходе войны в пользу СССР. Разгром немцев под Москвой убедил красноармейцев, что врага можно не только бить, но и победить. Это укрепило моральный дух Красной армии.

Успехи контрнаступления по всему фронту, которое продолжалось до апреля 1942 г., оказались непрочными и вскоре обернулись крупными потерями. На северо-западном направлении неудачей закончилась попытка прорвать блокаду Ленинграда. Более того, 2-я ударная армия Волховского фронта, на которую Ставка возлагала особые надежды по прорыву блокады, была полностью разгромлена, а ее командование во главе с генерал-лейтенантом А. А. Власовым сдалось в плен.

На юго-западном направлении также не удалось достигнуть поставленных Ставкой целей – разгромить донбасскую и харьковскую группировки врага. Противник удержал захваченную территорию, а вскоре нанес на юге сокрушающий ответный удар.

После московского поражения германское командование уже не могло проводить наступление по всему Восточному фронту. Определяя задачи летней кампании 1942 г., оно решило нанести главный удар на юге, стремясь овладеть Кавказом и Нижним Поволжьем.

Несмотря на многочисленные донесения разведки, предупреждавшей о подготовке немцами крупного удара на юге, Сталин ожидал летом 1942 г. нового наступления на Москву. Он сосредоточил здесь более половины армий, около 80 % танков, 62 % самолетов. А на юге против главных сил Германии – всего 5,4 % дивизий, 2,9 % танков. Здесь вновь, как и перед началом войны, в полной мере проявились безапелляционная уверенность Сталина в своей правоте и недоверие к данным разведки.

Одновременно с укреплением обороны Москвы Верховный Главнокомандующий, вопреки мнению Генштаба и его начальника маршала Б. М. Шапошникова, дал указание нанести на юге – в Крыму, на харьковском направлении, в ряде других мест – несколько частных, разрозненных, отвлекающих наступательных операций. Разброс сил обрек этот план на неудачу, которая обернулась новой, четвертой военной катастрофой начального периода войны.

В мае 1942 г. в районе Харькова немцы окружили три армии Юго-Западного фронта, в плен попало 240 тыс. человек. Командующий фронтом маршал Тимошенко, по воспоминаниям Н. С. Хрущева, больше недели прятался неизвестно где, опасаясь, что с ним расправятся как с генералом Павловым. В том же месяце поражением закончилась и Керченская операция. 8 мая 1942 г. немецкие войска, используя внезапность и неподготовленность Крымского фронта к обороне, мощным ударом вынудили его 12 мая оставить Керченский полуостров. В Крыму в плен попало 149 тыс. человек. По воспоминаниям Жукова, Сталин сознавал свою персональную ответственность за керченскую катастрофу, т. к. наступление там было предпринято по его настоянию, вопреки мнению Генштаба.

Майское поражение на юге страны привело к новому стратегическому, часто беспорядочному отступлению, порой бегству советских войск. В итоге в августе одна группировка войск противника вышла к берегам Волги, а другая оказалась на Кавказе.

К осени 1942 г. на оккупированной фашистами территории проживало более 80 млн. человек. Страна лишилась не только огромных человеческих ресурсов, но и крупнейших промышленных и сельскохозяйственных областей, где производилось свыше 70 % чугуна, 58 % стали, 63 % угля, 42 % электроэнергии, где располагалось 47 % посевных площадей. Это означало, что отныне СССР мог использовать в войне с Германией и ее союзниками лишь половину своего экономического потенциала.