История российского мусульманства. Беседы о Северном исламе

Существенное различие между самими подходами к религии в христианстве и исламе состоит во взаимном соотношении Священного Писания и Предания. В исламе Священное Писание, то есть, Священный Коран, является самым главным источником веры, тогда как Предание, то есть, совокупность сведений о конкретно-историческом приложении коранических учений, то есть о способе действия Пророка и его ближайших сподвижников, играет, по сравнению с Кораном как Божественным Словом и абсолютной основой вероучения, вспомогательную роль. Мусульмане считают Коран непосредственной Речью Бога, во всей подлинности переданной Пророком, и в этом смысле, при всей необыкновенной важности и исторической самостоятельности хадисов, знание Корана стоит в исламе намного выше, что и вызывает абсолютный приоритет Писания перед Преданием.

В православии дело обстоит не совсем так. В своей книге о Симеоне Новом Богослове, ставшем одной из ярчайших богословских и мистических фигур Византии на пороге X–XI веков, архиепископ Волоколамский Иларион (Алфеев) пишет:

«На православном Востоке Писание и Предание никогда не рассматривались как два самостоятельных источника христианской веры. Есть только один источник – Предание, а Писание является его частью. Писание не есть основа религиозной веры: оно само основано на религиозном опыте и отражает этот опыт[329]».

Таким образом, в православии религиозный опыт, результатом которого являются и Евангелия, освящается как истина в ее полноте, чего нет в исламе, который четко отличает Божественную, то есть, идущую непосредственно от Бога, законодательно-нравственную основу веры от человеческого религиозного опыта, даже если это опыт самого Пророка.

Отсюда в исламе и берет начало историческое опасение по поводу возможности внесения в религию каких-либо новшеств, не имевших места при Пророке: мусульмане совершают молитвы и произносят призыв к молитве, Азан, точно так же, как это было в первоначальном исламе. Христианское же, в том числе православное богослужение в этом смысле существенно отличается от богослужения первых христиан – если не в духе и букве, то во внешнем проявлении исторически развившейся обрядности, столь поразившей воображение русских послов.

Речь идет не о предпочтительности или истинности того или иного способа богослужения, но об общественных результатах этих различий. Сам христианский православный божественный чин, вверяя обрядовое богослужение и чтение Священного Писания духовенству, обязывал паству благоговейно относиться к церковному Преданию, но не обязывал ее самостоятельно читать священные книги. Этого иногда не умели толком делать и сами пастыри, что со всей очевидностью выяснилось в ходе борьбы с ересью новгородских и псковских стригольников в XIV веке и в XV веке во времена возникновения ереси жидовствующих. Но это не значит, что православные христиане Руси познавали суть вероучения только и исключительно из уст своих пастырей.

В отличие от мусульманской культуры, основанной на книжном знании, первоосновой самостоятельного духовного образования русских христиан были не книги, но посильное постижение церковных обрядов и таинств. В этом им также в немалой степени помогали храмовые и домашние иконы, изображавшие вкратце главные, самые значительные события Священного Писания, а также воплощавшие изобразительными средствами идеи Ада и Рая, праведности и греха, религиозного смирения.

Именно поэтому во все времена русского христианства икона имела столь важное значение, являясь истоком не только духовно-нравственного, но и культурно-художественного образования людей.

Таким образом, если в христианстве книжное просвещение обреталось, за некоторыми исключениями, только в монастырях и храмах, то в исламе оно являлось в разной степени обязательным для всех верующих, что и вызвало к жизни мусульманскую систему образования и сопутствующую ей широкую книжную культуру. Важно и то, что в христианстве описываемого времени очень редко появлялись новые книги. Сама византийская традиция довольствовалась перепиской старых, «проверенных» книг, вроде Изборников 1073 и 1076 годов, о которых первый киевский митрополит Иларион, прославляя в своем «Слове о законе и благодати и похвале Кагану нашему Владимиру» просвещение Руси князьями Владимиром и Ярославом, говорил: