История российского мусульманства. Беседы о Северном исламе

Это письма Тахира Зу-ль-Ямейна своему сыну стало одним из самых известных руководств по государственному управлению в мусульманском мире, и вполне резонно предположить, что мусульманские булгарские цари и князья воспитывали своих наследников и сами старались действовать в связи с этими или подобными идеалами справедливого правления. Сын Тахира, Абдулла ибн Тахир, прославился в истории ислама как один из самых справедливых и просвещенных мусульманских государей и в Египте, и затем в Хорасане, где он занимал с 828 по 844 год трон основанной его отцом и подвластной власти багдадских халифов династии Тахиридов. Эта династия, поставившая во главу угла идеал государственной справедливости, недолго удержалась у власти, и через полстолетия после своего основания, в 873 году, уступила Хорасан династии Саффаридов, у которой его впоследствии отняли Саманиды.

Как бы то ни было, идеал государственной справедливости в исламе продолжать существовать, и не случайно письмо Тахира Зу-ль-Ямейна было столь популярным чтением в книжной культуре Халифата. Сменялись султаны, уходили в небытие целые династии, однако этот идеал продолжал оставаться путеводной звездой, сиявшей среди частых междоусобиц и земной несправедливости, проистекавшей от капризного всевластия иных мусульманских государей и главного порока человечества – корысти и жадности к мирским благам.

В XI веке этот идеал государственности был возрожден и развит великим везирем Сельджуков Абу Али Хасаном Туси, не случайно прозванным «Низам ал-Мульк», что дословно означает, «Порядок в государстве». Его книга о правлении «Сийасет-наме» также пережила века и, по всей видимости, была известна и в северном исламе, который поддерживал широчайшие культурные и торговые связи с Хорезмом и Хорасаном.

Говоря о том, что булгарские ученые получали образование в Нишапуре, нельзя забывать о том, что Нишапур XI века был по размерам больше Багдада и вполне соперничал с Багдадом периода культурного расцвета IX века. Книга Низам ал-Мулька, как и письмо Тахира Зу-ль-Ямейна, точно определяет положение и статус мусульманского государя как лица, подвластного Богу и ответственного перед Богом за свои действия и решения. В этом смысле мусульманская власть является не самодержавием, но «властью по доверенности», поскольку истинной властью обладает только Всевышний Бог. Низам ал-Мульк говорит:

«Государям надлежит блюсти Божье благоволение, а благоволение Господа, да возвеличится имя Его, заключается в милостях, оказываемых людям, и в достаточной справедливости, распространяемой среди них».

Говоря о мусульманском государственном идеале, мы не должны забывать, что государство – это не только правитель, но и огромный аппарат чиновничества, через который людей достигает все хорошее и все дурное от государства. Гражданин исламского государства, как и ныне, чаще всего имел дело не с самим государем, но с должностными лицами – сборщиками налогов, писцами и другими представителями исполнительной власти.

В сущности, отличие Волжской Булгарии как мусульманского государства от его прежнего состояния заключалось, помимо всего, в зарождении и развитии письменного делопроизводства, без которого невозможно было вести учет налогов и быть в курсе всех иных, в том числе военных, дел в государстве. Нам неизвестна система чиновничества в Северном исламе домонгольского времени, однако легко предположить, что она была схожей с системой других мусульманских государств, то есть, во главе чиновничьего аппарата стоял главный везирь, под властью которого находились другие везири, ведавшие различными сферами государственной жизни. При таком положении дел огромное значение имел институт секретарей и меньших по рангу чиновников, о которых Низам ал-Мульк, например, писал:

«Чиновникам-амилям, получающим должности, следует внушить, чтобы они хорошо обращались с людьми, не брали бы ничего сверх законного налога, предъявляли свои требования учтиво, в хорошем виде… Если кто из народа окажется в затруднении, будет нуждаться в воде или семенах, надо дать ему в дольг, облегчить его бремя, чтобы он остался на месте, не ушел из своего дома в скитания[348]».