История не сохранила для нас практически никаких сведений о том, как работали в пределах северного ислама государственные чиновники и писцы. Архивы Волжской Булгарии окончательно погибли в огне пожарищ монгольского нашествия, однако трудно предположить, что такое известное промышленное и торговое государство обходилось без развитого института высообразованных секретарей и писцов, тем более что регистры земельных налогов и таможенных пошлин были обязательной частью мусульманского делопроизводства. Зная о том, как богата была эта страна в земледельческом и ремесленном отношении, как важна и значительна была для булгарской экономики международная торговля, мы можем предположить, что в делопроизводстве Волжской Булгарии были заняты десятки, если не сотни людей, унаследовавших секреты и навыки своего ремесла от богобоязненности первых веков ислама и почерпнувших свой канцелярский и бухгалтерский опыт в наследии еще доисламской Персии. Таким образом, исходя из масштабов булгарского государства, мы можем с достаточной степенью уверенности говорить о наличии в нем государственной иерархической пирамиды, на вершине которой находился царь со своими приближенными, везирями и князьями древних булгарских родов; ниже располагался уровень государственных чиновников различных классов, от начальников канцелярий до простых писцов и архивных хранителей, а еще ниже пребывали простые граждане страны северного ислама: земледельцы, охотники, ремесленники, богословы, ученые и купцы.
Интересным вопросом является вопрос о влиянии купеческого сословия на государственную политику Северного ислама. Зная о том, что именно предпочтения купеческого класса привели к принятию в Поволжье ислама ханафитского толка, резонно было бы высказать гипотезу о том, что купцы были в волжско-булгарском государстве достаточно влиятельной силой. Однако без обиняков принять эту гипотезу мешает исторический парадокс, свойственный всему миру средневекового ислама. Парадокс этот в том, что купеческое сословие в лице представителей крупного торгового капитала влияло на государственную политику Халифата и образовавшихся в ходе его распада независимых и полунезависимых стран гораздо меньше, чем можно было бы ожидать при условии, что торговля была освящена давней, восходящей к самому Пророку традицией ислама.
На деле мы видим, что судьбоносные решения и события в мире средневекового ислама зависели в первую очередь от мусульманской военной элиты, на которую в первую очередь опирались и халифы, и другие мусульманские правители вне зависимости от того, насколько они признавали над собой верховную власть Абасидских, Фатимидских или Андалусских халифов. Эта тенденция еще более усилилась с переходом власти к тюркам-сельджукам и египетским мамелюкам, издавна привычным к военно-племенному устройству тюркских владений.
Быть может, наивно было бы ожидать от мира феодальных отношений исламского средневековья слишком уж большого участия крупного торгово-промышленного капитала в жизни государства. Однако именно этот фактор самым решительным образом сказался впоследствии на ослаблении мусульманской государственной системы, в которой стало наблюдаться все большее расхождение между кратковременными интересами военной иерархии и долгосрочными и стабильными интересами торговых, земледельческих и ремесленных сословий.
Купеческие гильдии, которые зародились в исламе под разными именами, практически полностью зависели от предержащих властей независимо от их состояния и товарооборота. Несмотря на то, что мусульманские купцы имели возможность свободно путешествовать по торговым делам по всей исламской ойкумене от Испании до Китая, не говоря уже о богатых мехами пределах северного ислама, безопасность этих путешествий впрямую зависела от силы и могущества властей той или иной страны и территории. Как пишет А. Мец, после принятия волжскими булгарами ислама в 921 году,
Зная о тюркском происхождении булгар, мы можем, по-видимому, в какой-то степени сопоставить булгарское государство на Волге, чья власть в период наивысшего могущества простиралась по низовий Волги и Яика, с тюркско-сельджукским государством времен Низама ал-Мулька по крайней мере в смысле тех древнетюркских традиций, которые смешались в государственной и бытовой культуре сельджуков и булгар с арабскими и персидскими исламскими традициями. Сельджукское государство уделяло огромное внимание безопасности караванных дорог, настолько, что, как говорит энциклопедия «Тюрки»,