История русского драматического театра

«В театре для графа была устроена особая ложа, и к ней примыкала галерея, где обыкновенно сидели так называемые пансионерки, то есть дворовые девочки, готовившиеся в актрисы и танцовщицы. Для них обязательно было посещение театра, ибо граф требовал, чтобы на другой день каждая из них продекламировала бы какой-нибудь монолог из представленной пьесы или протанцевала бы вчерашнее “па”».

Далее, как в отношении своих пансионерок, так и в отношении всей своей труппы, граф Каменский был одинаково далек от поблажек.

«В ложе перед графом, – продолжает И.С. Жиркевич, – на столе лежала книга, куда он собственноручно вписывал замеченные им на сцене ошибки и упущения, а сзади его, на стене, висело несколько плеток, и, после всякого акта, он ходил за кулисы и там делал свои расчеты с виновным, вопли которого иногда доходили до слуха зрителя. Он требовал от актеров, чтобы роль была заучена слово в слово, говорили бы без суфлера, и беда бывала тому, кто запнется».

«Спектакль шел хорошо, – говорила бывшая крепостная этого театра писателю Н.С. Лескову, – потому что все мы, как каменные были, приучены и к страху, и к мучительству: что на сердце ни есть, а свое исполнение делали так, что ничего и не заметно».

Граф Каменский был типичный военный старинного образца, и все у него было заведено по-военному: оба хора музыкантов – бальный и роговой – каждый из 40 человек, были неизменно одеты в военную форменную одежду; все актеры жили на пайках на общем столе, собираясь на обед и расходясь по барабану с валторной, причем никто не смел есть сидя, непременно стоя, потому что – объяснял граф Каменский – «так будешь есть досыта, а не до бесчувствия»; капельдинеры были одеты в особые ливрейные фраки с разноцветными воротниками; актрисы содержались как пленницы в казематах; наконец, частые телесные наказания совсем уже напоминали быт военных той эпохи.

«Когда графу, – рассказывала няня Н.С. Лескову, – приходилась по вкусу та или другая из его крепостных актрис, дарил (он) ей “камариновые серьги” – подарок и лестный, и противный». Это был первый знак особенной чести быть возведенною, на краткий миг, в одалиски владыки. За этим вскоре, а иногда и сейчас же отдавалось приказание Аркадию (тупейному художнику, то есть парикмахеру и гримеру) убрать обреченную девушку, после театра, «в невинном виде святой Цецилией», и «во всем белом, в венке и с лилией в руках, символизованную innocence доставляли на графскую половину».

«Платье “святой Цецилии”, этакое белое, просто без рукавов, а на плечах только узелками подхвачено, – терпеть мы этого убора не могли», – объясняла няня Н.С. Лескову; и ее объяснениям можно поверить, так как эта няня, бывшая крепостная гр. Каменского, славилась в юные годы как красавица, певшая в хорах «подпури», танцевавшая «первые па» в «Китайском огороднике» и из любви к искусству «знавшая все роли наглядкою».

* * *

С последней четверти столетнего существования крепостных театров начинается оскудение этого самобытного, чисто русского учреждения…

После трагического конца антрепризы разорившегося на ней графа Каменского мы уже не встречаем чего-либо напоминающего, по грандиозности, барскую затею «сиятельного самодура».

Крепостной театр начинает мельчать и приобретать (выражаясь вульгарно) «хамский» характер.

«Золотой век» Екатерины II, заветы которого еще бережно хранились в начале XIX столетия нашими барами, расточавшими сплошь и рядом как свои души, так и «души» своих крепостных, во имя искусства, – тот век, со второй четверти XIX столетия, начинает все больше и больше отходить в область неподражаемых преданий.

Аристократический мотив затеи уступает со временем место коммерческому интересу, тридцатитысячная постановка какого-нибудь «Калифа Багдадского» (у гр. Каменского) становится вскоре несбыточным мифом, крепостные труппы уменьшаются в числе, равно как и в своем составе, не слышно потом о дорогих заграничных артистах, в ролях руководителей крепостных лицедеев, подневольный труд актера начинает пасовать рядом с искусством свободного артиста, их начинают уже нанимать, этих «вольных», при комплектовании крепостных трупп, наконец, свободная антреприза создает непосильную конкуренцию помещичьему театру, и он, в остаток дней своих, влачит уже жалкое существование.