История русского драматического театра

Как на пример крепостного режима в театре начала его упадка, нелишне указать на пензенский театр помещика Г.В. Гладкова, «провонявшего чесноком и водкой», – по характеристике его князем П.П. Вяземским (другом Пушкина), хорошо запомнившим свое путешествие в Пензу. В этом театре Гладкова, «колыхавшемся от ветра, как тростник, ветхом и холодном», давались в одно и то же время два представления: одно шло на сцене, другое перед сценой, где главным действующим лицом являлся сам хозяин театра Гладков. Публика, хорошо зная его привычки, следила за ним едва ли не внимательнее, чем за артистами на сцене; и это потому, что буйный хозяин, нисколько не стесняясь присутствием публики, вмешивался в диалог на сцене, с грозными криками и угрозами, называя не потрафившего лицедея дураком или скотиной, а то, бурно сорвавшись со своего места, летел стремглав на сцену, чтобы чинить немедленную расправу с провинившимся актером или актрисой посредством пощечин и зуботычин.

И это было в публичном городском театре. Поистине – «свежо предание, а верится с трудом».

Если принять во внимание, что всегда театр, той или другой эпохи, отражает, в большей или меньшей мере, быт и нравы своей эпохи, – отталкивающий характер крепостного театра в период его упадка, надо искать, однако, не в его репертуаре (преимущественно иностранном, переводном), а в самом режиме театрального управления. В этом смысле можно смело сказать, что к крепостному театру в ту пору, как и к нравам того времени, одинаково приложимы указания правительства Александра II, содержащиеся в «Постановлениях о всемилостивейшем даровании крепостным людям прав состояния свободных сельских обывателей», где говорится, что «непосредственные отеческие отношения помещиков к крестьянам… уменьшились», помещичьи права попадали все чаще и чаще «в руки людей, ищущих только собственной выгоды», добрые отношения ослабели и открылся путь «произволу, отяготительному для крестьян и неблагоприятному для их благосостояния».

Об этом крайнем произволе говорят многочисленные мемуары, из коих достаточно взять на выбор, скажем, мемуары артистки Л.П. Никулиной-Косицкой (родившейся в крепостном состоянии в 1829 году) или, например, популярные некогда «Записки сельского священника», чтобы представить себе, что должны были испытывать артисты (и особенно артистки!) под неограниченной властью их собственников.

«Ведь барин-то наш хуже пса какого! – негодует одна из крепостных в мемуарах Никулиной-Косицкой, – злодей он, ему и на каторге нет места, развратнику! Теперь нас у него десять девок; возьмет от отца и матери, станет грамоте учить, чтобы, вишь ты, на киатре играть разные штуки, а сам из девки-то всю кровь выпьет, а потом замуж отдаст за какого постылого мужика. И мужики-то, и дворовые – все измучены… и на охоту, и в киатр играть».

Не лучше было положение и крепостных артисток помещика Н. И-ча, о коих повествуется в «Записках сельского священника», что утром эти артистки пели в церкви обедню, причем за каждую ошибку, в диезе или бемоле, неукоснительно награждались 25 ударами розог.

«Вечером эти же Саши и Даши должны были играть в домашнем театре на сцене и разыгрывать каких-нибудь княгинь и графинь. В антракте барин входил за кулисы и говорил: “Ты, Саша, не совсем ловко выдержала роль: графиня N. N. должна была держать себя с большим достоинством”. И 15–20 минут антракта Саше доставались дорого: кучер порол ее с полным своим достоинством!.. Затем опять та же Саша должна была или держать себя с полным достоинством графини, или играть в водевиле и отплясывать в балете, потому что они опытом дознали, что если они не будут тотчас из-под розог вертеться, веселиться, хохотать, прыгать, то опять кучера. Они знают горьким опытом, что даже за малейший признак принужденности их будут сечь опять, и сечь ужасно».

В конечном счете, подводя итог добру и злу, имевшим место в истории крепостного театра, мы все же должны (как ни тяжела здесь дань справедливости) прийти к заключению, к какому пришел Ф.М. Достоевский, размышляя об этом театре: «Вот в этих-то театрах, – говорит он в “Записках из мертвого дома”, – и получилось начало нашего народного драматического искусства, которого признаки несомненны».

2

Если бы мне надлежало, в едином слове, возвеличить историческую ценность крепостного театра, – я бы не нашел для того лучшего слова, чем Щепкин, – имя знаменитого крепостного артиста, ставшего бессмертной славой этого театра, не только как выдающийся талант и непревзойденный мастер, но главным образом как создатель новой школы драматического искусства и основоположник – совместно с другом своим Н.В. Гоголем – чисто русского художественного театра.