История русского языка в рассказах

Слова, обозначающие числа, собирались постепенно и из разных частей речи. Один, два, три, четыре — прилагательные. Как и все прилагательные, они различались родом, числом и падежом в зависимости от имени, с которым вступали в согласование: один дом, одно дерево, одна корова; два дома, двѣ деревѣ, двѣ коровѣ; трие кони, три коровы; четыре кони, четыри коровы.

До сих пор мы говорим два человека, три человека, четыре человека, но пять человек, шесть человек и т. д. Пять, шесть, семь, восемь (осмь), девять — существительные, которые склонялись подобно именам типа кость, ср. пяти, пятью, о пяти. Поскольку это существительные, то за ними следовали имена в родительном падеже. Если в сочетании два человека перед нами следы согласования, то в сочетании пять человек — управление. Десять — тоже существительное, но склонялось оно иначе, как существительное время, и всегда с древними окончаниями: десять, десяте, десяти и т. д.

Более сложные счетные слова образовывались описательно. Вот так, например:

«— Рано ему в стрельцы...

— Рано, конешно... шесть на десять» (А. Чапыгин. «Гулящие люди»).

Шесть на десять — не 60, а 16: «Шесть за десятью». Мальчику всего шестнадцать лет. Число 60 обозначалось иначе, шесть десятъ, т. е. ‘шесть десятков’. Очень похоже на современные обозначения, разница только та, что с течением времени устранились некоторые слоги, а все сочетание в целом стало восприниматься как одно слово, шестнадцать и шестьдесят.

Впрочем, некоторые счетные имена как бы нарушали общую логическую цепь исчисления. Два десяте, трие десяте, четыре десяте, пять десятъ... И вдруг врывается сорокъ, заменяя собою прежние четыре десяте. По какой причине — неведомо. Почему вдруг слово, обозначающее мешок (ср. нашу сорочку), стало числительным, никто не знает. Предположений, правда, много; вот одно из них. Связка беличьих шкурок числом четыре десяте была когда-то «ходячей монетой». Ее всегда держали в особом мешке — сороке. Постепенно это слово и стало осознаваться как эквивалент числу 40, а впоследствии и вовсе заменило собою старое четыре десяте. Как бы то ни было и какого бы происхождения числовые имена ни были, но со временем они все больше и больше становились похожими друг на друга и все вместе — все более абстрактными, не связанными с представлениями о конкретных предметах.

Их отстраненность от всех прочих слов особенно усилилась после того, как на письме появилось цифровое обозначение чисел. Цифра — самое условное и потому максимально абстрактное обозначение числа: 1, 2, 3... Однако произошло это довольно поздно. Долгое время на письме славяне передавали число не цифрой, а буквой: А — один (Б ничего не значит), В — два, Г — три, Д — четыре, Е — пять...

Вернемся, однако, в древнюю, дописьменную эпоху. Еще нет имени числительного как самостоятельной части речи. Есть счетные имена: один, два, три... сто. Это очень много — сто. Больше всех жителей деревни, больше, чем воинов в княжеской дружине... Очень большое число!

А если нужно было обозначить еще большее количество? Тогда прибегали к описательным словам, а то и к метафорам. Тысяча, естественно, появилось раньше всех прочих слов для обозначения больших чисел. Ученые связывают это слово с различными древними корнями, оно могло обозначать либо ‘большая сотня’, либо ‘сильная сотня’. Словом, предел возможного.