Итак, спор Москвы и Твери носил во многом судьбоносный и принципиальный характер. И от того, как будет называться новая столица Залесской Руси, идущая на смену угасающему Владимиру, во многом зависело и то, по какому пути пойдет эта, меньшая, но довольно значительная, часть Руси, насколько рано освободится от ига Орды и насколько глубоко впитает в себя флюиды азиатского деспотизма. По мнению А.Л. Юрганова: «Недоказуем тезис, что если бы не покорил Иван Калита Тверь, то погибла бы вся Северо-Восточная Русь. На равных с этим утверждением и такая логика: соединись Иван Данилович с Тверью, и Куликовская битва произошла бы на 53 года раньше».
Ставя вопрос: «была ли в первой трети XIV века иная философия борьбы, отличная от той, которую демонстрировал «дальновидный» Иван Калита?», А.Л. Юрганов отвечает на этот вопрос безусловно утвердительно, приводя в качестве примера позицию тверского княжеского дома: стремление не только к соблюдению узко местных, но и общерусских интересов, тенденция соблюдать нормы древнерусского права, избегать доносов в Орду и привода в свою поддержку татарских войск на Русь, не стремиться захватывать чужие земли и присоединять их к своему княжеству, попытки мужественно и решительно противостоять Золотой Орде (и в 1318 году в битве при Бортенево, и в 1327 году во время восстания в Твери), и жертвенно принять смерть за всю Русь (по словам летописца: «прияти нужную (то есть насильственную) смерть за христиан и за отчину свою»). Потому-то сперва Михаил Ярославич Тверской, а затем его сыновья Дмитрий и Александр и внук Фёдор поочередно приняли в Орде мученическую кончину по наветам и настояниям московских князей, в то время как Москва укрепляла за собой власть в Монгольской Руси.
И всё же Тверь, истекшая кровью в порыве к свободе, упустив более чем реальный шанс стать столицей этой части Руси, первая открыто подняла знамя борьбы с ордынским игом, подала пример другим землям, добилась окончательной отмены посылки на Русь отрядов баскаков и передачи сбора дани в руки Великих князей Владимирских (что оказалось так на руку тем же московским князьям). «Всё-таки не бесполезное дело бороться за свою свободу!» – сочувственно отмечает по этому поводу А.Л. Юрганов и продолжает: «Для исторического развития не имело значения, как будет называться тот город, который станет столицей единого государства. Но в борьбе с игом вовсе не безразлично было, как скоро созреет русское общество для активного сопротивления Орде. И тут вклад тверичей огромен… Так Александр Михайлович своей активной поддержкой тверского восстания показал, что продолжает дело отца… А такое стремление к суверенитету (пусть даже неполному) порождало иное, чем у московских князей, отношение к проявлениям независимости внутри страны… Очевидно, что большая зависимость московских князей от Орды, дававшая им возможность победить в схватке с Тверью, делала их проводниками наиболее деспотического варианта централизации – с утверждением княжеско-подданнических отношений в их холопской форме».
После смерти Ивана Калиты борьба за лидерство на северо-востоке Руси продолжилась с новой силой. В 1340-е – 60-е годы конкурентом Москвы ненадолго становится усилившееся Суздальско-Нижегородское княжество, князь которого даже получает ярлык на Владимир и Великое княжение. В 1352 году на Русь приходит чума – «чёрная смерть», выкосившая до того треть населения Европы. От неё умерли: митрополит Феогност, московский князь Семён Иванович Гордый (1340–1353), его дети и брат Андрей, а также большая часть населения. Недолго прокняжив (1353–1359) умер и брат Семёна, другой сын Ивана Калиты, князь Иван II Данилович Красный.
На московский престол сел девятилетний сын Ивана Красного, мальчик Дмитрий. В эти критические годы, когда ярлык на Владимир ушёл волею Орды и по праву старшинства в Суздаль, и казалось, власть над Владимирской Русью окончательно ускользает из цепких рук московских князей, московское правительство фактически возглавил новый митрополит Алексий (ставленник Ивана Калиты), поставивший всю духовную, политическую и экономическую мощь подвластной ему части церкви на службу узкомосковским политическим интересам (и явно в ущерб общерусским и общецерковным) и занявший последовательно проордынскую, антилитовскую и антитверскую позицию.
Почему церковные иерархи сделали ставку на Москву едва ли не с самого начала XIV века? (Чем утроили силы московских правителей.) Сначала митрополит Пётр оказался в затяжной ссоре с тверским князем Михаилом Ярославичем и естественными образом подружился с московскими князьями – Юрием и Иваном. Иван Калита щедрыми подарками привечал Петра в Москве: здесь было спокойнее, да и явное покровительство, оказываемое Ордой Москве, дорогого стоило. Пётр умер и был похоронен в Москве (и вскоре был «назначен» её небесным покровителем). А следующий митрополит Феогност и вовсе поселился здесь: ему было по душе хлебосольство московских князей, обеспечиваемое разорением Руси и милостью ханов.