Однако было бы несправедливо возлагать все эти грехи только на Павла. Его требовательность восстановила дисциплину, порядок, уважение к закону и значительно улучшила выправку войск. Возможно, именно ему русская армия обязана двумя качествами — исполнительностью и блестящей строевой выучкой, которые отныне будут ее отличать. Образцом становится гвардия. Скоро она вернет себе на полях сражений высокое звание элитных войск. Для народа этот неудачливый монарх остается тем царем, который пытался облегчить его муки и защищал от тирании господ. Для многих доверчивых крестьян он был сыном «Петра III» — великого бунтовщика Пугачева, надежды угнетенных.
Война против Франции (1799)
Война по идеологическим мотивам очень соответствует натуре Павла. Англия и Австрия преследуют свои интересы, у России же они отсутствуют. В третий раз в течение века русской армии предстоит противостоять лучшей армии Европы. Кампания 1799 г. — первое испытание, приготовленное Павлом армии. Оно окажется весьма показательным. Генералы Германн и Римский-Корсаков, ученики Павла, потерпят поражения в Голландии и Швейцарии, тогда как Суворов в Италии будет одерживать одну победу за другой. Но Суворов — это еще отблеск века Екатерины.
По настоянию австрийцев и англичан главнокомандующим союзными силами в Италии назначен фельдмаршал Суворов. По религиозным и монархическим убеждениям полководец настроен против «безбожных якобинцев». Он соглашается принять пост, сожалея, что не может померяться силами с Бонапартом, находящимся в это время в Египте, но ему будет противостоять французская армия, переполняемая энтузиазмом, победоносная, руководимая превосходными генералами, чья тактика революционизирует военное искусство[53]
.«Суворов — единственный полководец, который способен найти способы противостоять духу и методам французской армии», — пишет прусский фельдмаршал фон Меллендорф. В связи с этим кампания 1799 г. представляет особый интерес. Едва прибыв в Вену, Суворов получает от Гофкригсрата детальный план действий вплоть «до Адды». Он перечеркивает документ карандашом и на полях пишет: «Я начну кампанию переходом через Адду, а кончу ее, где Богу будет угодно». Он надеется переубедить союзника делами, поставив перед свершившимся фактом, но даже не представляет себе силу инерции, на которую способны австрийцы. Суворов будет побеждать на полях сражений, но проиграет кабинетные споры с Веной. На момент прибытия его в Италию там находятся две французские армии: одна, под командованием Макдональда, в районе Неаполя, вторая — Шерера на севере страны. Войска последнего провели два сражения с австрийцами, в которых не было явного победителя, и остановились на реке Минчио. Генералы Край и Мелас, несмотря на численное превосходство своих войск, ничего не предпринимают. Ожидая подхода русских войск, Суворов обучает австрийцев. Для них переведена «Наука побеждать». Наконец, 17 апреля прибывает авангард Багратиона, а на следующий день дивизия Повало-Швейковского. Суворов отдает приказ наступать в направлении Адды. 20-го он доходит до реки Меле, Брешиа открывает перед ним ворота. Бергамо взят казаками; 25-го Суворов выходит на рубеж Адды.
28 тыс. французам, растянутым вдоль фронта в 100 км, которыми командует Моро, сменивший Шерера, Суворов противопоставляет 49 тыс. австрийцев и русских, 35 тыс. из которых образовали мобильную группу. Для форсирования реки Суворов выбирает место близ Сан-Джервазио. «Неприятель нас там не ждет — потому что форсирование реки там представляется невозможным». Ожесточенное сражение происходит 25–26 апреля. Впервые встретившись с русскими, французы дерутся отчаянно. Ночью союзники захватывают плацдарм на противоположном берегу реки, дивизии Виктора и Гренье разгромлены. Моро вынужден отступить к Павии. Но соответствующий приказ не успевает дойти до дивизии Серюрье. Окруженная, она мужественно сопротивляется, но уступает численному превосходству. Потери обеих сторон одинаковы (1000 человек), но Суворов берет 5000 пленных и 27 орудий. «Так можно форсировать все реки в мире», — заключает он. Фельдмаршал доброжелательно беседует с пленным Серюрье, и, поскольку тот критикует горячность Багратиона, возражает ему: «Что делать, мы, русские, без правил и без тактики».