История русской идеи

Богдан Хмельницкий категорически отрицал всякую возможность возложить на себя венец. А возможность такая была. После его побед у Жёлтых Вод и под Корсунем – народ восстал по всей Украине. Впрочем, большая часть восставших шла не с Богданом, а рассыпалась в виде «загонов» по всему краю, внося ужас и опустошение в панские поместья. «Загоны» представляли собой огромные орды под начальством какого-нибудь Гайчуры или Вовгуры. Поляки их так боялись, что один крик «войгуровцы идут» повергал их в смятение. На Подоле свирепствовали «загоны» Ганжи, Павлюка, Морозенко. Описывая зверства поляков, не жалеющих ни стариков, ни женщин, ни детей, автор почему-то умалчивает о подобных зверствах со стороны малороссов. Причём в горячке ненависти убивали не только поляков и евреев, но и своих малороссов, если их подозревали в какой-то симпатии к Польше. «Тогда, – по словам летописца, – гибли православные ремесленники и торговцы за то единственно, что носили польское платье, и не один щёголь заплатил жизнью за то, что по польскому обычаю подбривал себе голову». Убийства сопровождались варварскими истязаниями: сдирали с живых кожу, распиливали пополам, жарили на угольях, обливали кипятком; не было пощады и грудным детям. Самое ужасное остервенение показывал народ иудеям: они были осуждены на конечное истребление». Чего в течение полувека не могло добиться ни одно казачье восстание, было в несколько недель сметено «презренным мужичьём». Казалось, ещё одно усилие – и Речь Посполитая рухнет! Казаки требовали идти на Варшаву. Но, осадив Львов, Богдан Хмельницкий ограничился откупом: «Вытребовав отъ гражданъ военную контрибуцию (сто тысячъ битых талеровъ, да суконь лавочныхъ семдесять пять поставокъ, со множествомъ съестныхъ припасовъ)».

Тут автор «Истории Русов» делает хронологический трюк, сразу «отсылая» Хмельницкого в Киев, где его встретили «съ подобающею честию, и провозгласили отцомъ и избавителемъ отечества и народа». И якобы король Владислав, «имевший всегда справедливыя и патриотическия мысли о народе Русском, прислалъ къ Хмельницкому въ Киевъ Воеводу Киевского Адама Киселя съ раскриптомъ и Гетманскую булаву, осыпанную алмазами, бунчукъ въ жемчугахъ и горностайную мантию…». Но 31 октября король якобы умер.

Ерунда! Дело было совсем не так! Король Владислав IV умер в мае 1646 года. И Богдан Хмельницкий, узнав об этом, мог беспрепятственно идти на столицу Польши, брать её с марша и устанавливать любую нужную ему «незалежность». Но он внезапно остановился и стал ждать, когда выберут нового короля. По некоторым сведениям, он даже отправил на сейм своих «депутатов» с пожеланиями насчёт кандидатуры Яна Казимира. И только потом (после избрания нового короля) отправился в Киев и в Переяславль (где женился во второй раз).

В Переяславль к нему съехались послы из соседних государств: от визиря из Турции, от семиградского князя Ракочи, от господарей Валахии и Молдавии. Прибыл и посланник царя Алексея Михайловича, который желал успеха казакам, но уклонялся от разрыва с Польшей. Ян Казимир прислал сенатора Адама Киселя с вышеупомянутыми подарками («раскрипт», «булава, осыпанная алмазами», и т. п.). Хмельницкий назначил ему аудиенцию на площади, собрав казацкую Раду.

«Зачем вы, ляхи, прислали нам эти детские игрушки? – кричала толпа, – Вы хотите нас подманить, чтобы мы, скинувши панское ярмо, опять его надели!»

За обедом, подвыпивши, Богдан выразил Адаму такие же задушевные мысли: «Что толковать? Ничего не будет из вашей комиссии. Война должна начаться недели через две или четыре. Я хоть и небольшой человечек, да вот бог так мне дал, что я теперь единовластный самодержец русский!».

В «Истории Русов» перипетии жестокой гражданской войны излагаются с присущей автору склонностью к театральным эффектам. Вот, например, как он описывает победу под Збражем:

«Убийство при семъ надъ Поляками было страшное и повсеместное… Сам Король несколько раз был окружёнъ казаками, но къ нему никто не прикасался, а пропускали его с почтением (!), и онъ бросилъ отъ себя въ одну партию кошелёк съ деньгами, а въ другую партию далъ часы золотые ея командиру, который принял ихъ, снявши съ себя шляпу…».