История русской литературы. 90-е годы XX века

Выпускник престижного иняза, служивший потом некоторое время по призыву Минобороны СССР офицером в Лейпциге, ведет теперь где-то в центре Москвы весьма неправославный образ жизни с женщиной по имени Нина, познакомившись через нее «с разгульным сообществом образца разлюли-малина», где его вскоре «начинают принимать за ближнего»:

«Быть может, виною было его внимание к хозяйке веселого притона. Он даже однажды настоял на вызове столяров из фирмы „Заря“, которые за четвертной с набросом (дело пока происходит в стране стабильно низких цен, т. е. в СССР. – Ю. М.) вымыли окна и подвесили обратно двери. В ответ благодарная Нина принесла ему карандашный список из тридцати шести своих запомнившихся ей любовников и честно заявила, что больше у нее, кроме него самого, никого не было».

Впрочем, Рикс то и дело доказывает на протяжении романа, что он и сам не лыком шит. Вся «риксовская» линия, которая выписана с юморком и неотступными прибаутками, вытягивается в цепь игривых приключений героя в разных местах Европы, перемежающихся архивными чтениями (сначала в связи с Пренделем, затем и с увлекшей Рикса историей рода Максимовичей). В разгар этих чтений его зачем-то пытаются однажды вербовать злокозненные кагэбисты – хотя совершенно непонятно, на что им сдался парень явно без царя в голове. Вдобавок и тут и там герою видятся следы многолетнего хозяйничанья нелюбимых им марксистов… Зато сойдясь в европах с некоей колоритной личностью, которая оказалась бывшим власовцем, а ныне энтээсовцем (член монархического Народно-Трудового Союза), да еще затем попав однажды по случаю в Париж, на «прием» (а конкретнее, в гости на квартиру) «прямо ко главе Императорского дома Великому князю Владимиру Кирилловичу», наш Рикс прямо тает. Парень сподобился лицезрения истинно высоких (а главное, истинно русских) особ и пребывания в их чертогах: «С Великий княгиней они вдруг сошлись на любви к испанскому вину херес – недаром и внук ее покуда что, в ожидании возвращения в Петроград, учился не в разгильдяйской столице французов, а в Мадриде». Однако пойдем дальше – все мы видывали (по телевизору) и Великую княгиню, и ее внука…

По роману герой – отпрыск «военного отца и матери-докторши», но вряд ли лиц рядовых: Рикс похаживает в «храм на Воскресенском Вражке», который «из-за своего местоположения» «в одном из срединных московских переулков» «посещался по преимуществу прихожанами из образованных сословий, зачастую весьма именитыми». И священнослужители храма, и вышеназванные прихожане изображены в романе весьма едко сатирически, чему там дается свое объяснение. Но и «пьяненькая Нинка», и ее тридцать седьмой любовник бывают здесь же. А чтобы быть среди номенклатуры, надо жить среди нее, – точнее, как-то принадлежать к ней по родственным связям или иной манерой. Это не беда и не стыдное дело; но озадачивает в романе неотступный «контрреволюционный» пафос парня из советской номенклатурной среды. Про события 1917 года сегодня можно философствовать и так и сяк, но ведь суть этих событий в том, что не случись их, не жить бы Риксу с родителями и его реальным жизненным прототипам в элитном переулке, а… пасти гусей где-нибудь под Харьковом! Это как пить дать.

Автор П. Паламарчук был отличным повествователем, ярким стилистом, и мы следили за его творческим путем с самой первой его повести «Един Державин». Она вызвала когда-то у меня немалый и чисто читательский, и профессионально-филологический интерес (это справедливо и в отношении последнего произведения рано ушедшего из жизни писателя – романа «Наследник российского престола» // Литературная учеба. – 1997. – № 3–4). И «Нет. Да» читается именно с интересом, но одновременно – с ожиданием того, как именно автор сумеет в конце концов сделать не нарочитым, художественно и нравственно приемлемым соседство в рамках одного произведения приключений придуманного им довольно наивного «монархиста» (и, прямо сказать, изрядного грешника) по имени Рикс с повествованием о подлинной жизни новопрославленного святого Иоанна. Ведь первым неизбежно замутняется (если не грязнится) второе, раз это одно произведение! Скачки повествования «со святости на обратное» так и не дали Риксу разглядеть в себе самом грешную личность, духовно противоположную святому Иоанну Максимовичу.