История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 1

поэты встречали гораздо более широкое и бесспорное признание.

Характерной чертой средней группы поэтов поколения

сороковых годов можно считать их «образность» (не надо считать,

что это то же самое, что «имажизм» мисс Лоуэлл или Гулда

Флетчера). Частично эта образность явилась из рожденной в

Германии теории Белинского, что поэзия по определению –

«мышление образами». Эта теория развивалась и французскими

парнасцами, и английскими последователями Китса. На практике это

выражалось в выборе поэтических сюжетов из видимого мира, среди

которых природа и классическая древность пользовались особенной

популярностью.

Самым знаменитым в то время и самым показательным для своей

эпохи поэтом был брат Валерьяна Майкова – Аполлон Николаевич

Майков (1821–1897). Его «образность» частично объяснялась

художественным образованием. Он рано стал печататься и в 1842 г.

снискал всеобщее одобрение сборником очень мило сделанных

антологических стихов, вдохновленных пластическим восприятием

древнего мира, классицизмом Гете и стихами Пушкина в духе Шенье.

Стихи Майкова великолепно отвечали вкусу времени, забывшего,

что поэзия – словесное искусство. Это время потеряло всякий

интерес к романтическим чувствам, но не желало остаться совсем без

поэтических радостей. Оно не могло представить себе, что поэзия

может и должна перестать быть «поэтической», и потому его

единственным прибежищем оставались образы. Майков был мягко

«поэтическим» и мягко реалистическим; мягко тенденциозным и

никогда – эмоциональным. Образы в его стихах всегда самое главное.

Некоторые из них (памятуя, что у него не было ни стиля, ни

поэтического языка) были даже счастливыми открытиями, как

короткое и очень известное стихотворение о весне и дожде. Но его

более реалистические стихи испорчены сентиментальностью, а более

«поэтические» безнадежно несовершенны: их красоты – это та же

викторианская мишура. Более крупные вещи редко ему удавались.

Лучшая из них – прелестная идиллия Рыбная ловля(1854), где, что

происходит нечасто, он вновь обрел то относительное чувство стиля,

которое проявил в своих ранних вещах. Майков всегда стремил ся

выражать идеи. В свои ранние годы он был чем-то вроде

эклектически-прогрессивно-греческого идеалиста. Потом он сделался

нетерпимым византийским реакционером. Главным его

произведением ( opus magnum) должна была стать большая трагедия о

борьбе между императорским Римом и ранними христианами.

Первый фрагмент ( Три смерти) был написан в 1851г.; вся трагедия

целиком, под названием Два мирабыла опубликована в 1882 г.

Несмотря на то, что там содержится множество пассажей,

доказывающих, что у Майкова был сильный ум, стихи ее плоски и

общая концепция неудачна, в основном по причине полного

несочувствия автора раннему христианству. Есть основания считать,

что Майков-поэт мельче Майкова-человека. Во всяком случае

Достоевский уважал его как мало кого из современников, и

переписка с ним была для писателя чрезвычайно плодотворна.

Из других «образников» середины века назову только Николая

Федоровича Щербину (1821–1869) и Льва Александровича Мея

(1822–1862). У первого были задатки истинного поэта: ему было что

сказать и он обладал индивидуальным видением. Мать его была

гречанкой, и его видение античности имеет в себе что-то домашнее и

интимное, что можно объяснить только национальной близостью.

В его греческих девушках нет холодности и классичности, и у него

было настоящее ощущение эллинского духа гармонии и меры.

«Образники» считали себя продолжателями «объективной»

традиции Пушкина. Но романтическая лермонтовская

«субъективная» традиция тоже не умерла. Самым романтичным из

эклектиков середины века был Яков Петрович Полонский (1819–

1898), по музыкальному дару один из величайших поэтов своего

поколения. Жизнь его была небогата событиями; он был близким и

преданным другом Тургенева и многих других писателей своего

времени. В конце жизни они, вместе с Майковым и Григоровичем,

были в петербургском

литературном обществе последними

могиканами века гигантов. Полонский – типичнейший пример

конфликта между правами поэзии и современной мысли, о котором я

говорил. Поэтическое его мастерство было чисто романтическим, но

он боялся отдаться ему целиком и считал своим долгом писать

благонамеренные стихи о светоче прогресса, свободе слова и прочих

современных предметах. Но подлинная его поэзия совершенно чужда

гражданственности и свободна от обязательного выражения идей.

Она чистая, непосредственная, и хотя явно порождена человеком

слабого телосложения со слабыми легкими, голос его порой

достигает высочайших вершин лирической выразительности. Он был

единственным из русских поэтов, способным создавать неуловимые,

как лесной шум, эффекты немецких романтиков, и единственным, кто

после Лермонтова был способен видеть иную даль за облаками

заката. Многие лучшие его стихи – это грезы. И еще одно

лермонтовское умение было у него – создавать тончайшую и

пронзительную поэзию из заурядного, каждодневного бытового и

словесного материала. Его романтизм очень русский, по духу

близкий к народным песням и сказкам. Мало что в русской