История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 2

Дарвиным и Марксом, а Библией и пророками. Помощь Соловьева пришла с

неожиданной стороны и тем радостнее была встречена.

Владимир Сергеевич Соловьев родился в Москве в 1853 г. в большой

семье. Отцом его был известный историк С. М. Соловьев, и Владимир рос в

атмосфере Московского университета. Он принадлежал к тому слою

московского общества, который включал цвет культурного дворянства и высшей

интеллигенции. Соловьев рано присоединился к группе очень талантливых

юмористов, которые называли себя кружком шекспиристов и развлекались

сочинением забавных стишков и постановкой пародийных пьес. Самым ярким

из них был граф Федор Соллогуб, лучший русский поэт-абсурдист после

Козьмы Пруткова. Соловьев всю жизнь был приверженцем этого искусства. Но

и в науке его успехи были блистательны. Уже в 1875 г. он опубликовал свою

диссертацию Кризис западной философии, направленную против позитивизма.

В том же году он поехал в Лондон, где не выходил из Британского музея,

изучая мистическое ученье Софии Премудрости Божией. Там в читальном зале

ему было видение, и он получил мистическое повеление немедленно ехать в

Египет. В пустыне около Каира ему явилось его самое важное и полное

видение – образ Софии. Путешествие в пустыню сопровождалось забавными

проишествиями с арабами. Характерно для Соловьева, что в юмористической

поэме Три свидания, написанной через двадцать лет, глубоко лиричное и

эзотерическое описание видений (включая раннее, 1862 г.) сопровождается

стихами в духе Беппоили Дон Жуана. По возвращении в Россию Соловьев

получил место приват-доцента философии сначала в Москве, потом в

Петербурге. Но его университетская карьера была короткой: в марте 1881 г. он

произнес речь против смертной казни, в которой старался убедить нового

императора не казнить убийц отца. Он мотивировал это тем, что, пойдя

«вопреки всем расчетам и соображениям земной мудрости, Царь станет на

высоту сверхчеловеческую и самим делом покажет божественное

происхождение Царской власти». Несмотря на такую мотивировку, Соловьеву

пришлось уйти из университета. В восьмидесятых годах Соловьев

разрабатывал идею вселенской теократии, подводившей его все ближе и ближе

к Риму. Он поехал в Загреб и сблизился с епископом Штросмайером, когда-то в

1870 г. протестовавшим против постулата папской непогрешимости, но к этому

времени уже послушным слугой Ватикана. Работы Соловьева этого периода

собраны во французской книге La Russie et l’Eglise Universelle(1889); тут он

занимает крайне проримскую позицию, защищая и непогрешимость папы, и

Непорочное Зачатие, изображая папство как единственный бастион истинного

православия на протяжении веков и отвергая русскую Церковь за то, что она

подчиняется государству. Такая книга не могла появиться в России, но за

границей она стала сенсацией. Однако Соловьев так и не сделался католиком и

определение «русский ньюман», данное ему французским иезуитом д’Эрбини (в

книге Un Newman Russe), совершенно неверно. Книга La Russie et l’Eglise

Universelleявилась кульминацией проримских настроений Соловьева. Они

скоро пошли на убыль, и в своей последней работе Соловьев обрисовал

окончательное единение христианских церквей как союз между тремя равными

церквами – православной, католической и протестантской, – где римский папа

всего лишь primus inter pares(первый среди равных). В конце восьмидесятых и

49

в девяностых годах Соловьев вел энергичную борьбу против

националистической политики правительства Александра III. Эти статьи очень

подняли его репутацию в либеральных сферах. При этом его мистическая жизнь

продолжалась, хотя видения Софии после Египта прекратились. В девяностых

годах мистицизм Соловьева стал менее ортодоксальным и принял форму

странного «мистического романа» с финским озером Сайма, обильно

отразившегося в его поэзии. Знавал он и дьявольские посещения: есть рассказ о

том, как на него напал дьявол в обличьи косматого зверя. Соловьев пытался

изгнать его, говоря, что Христос воскрес. Дьявол отвечал: «Христос может

воскресать сколько угодно, но ты будешь моей жертвой». Утром Соловьева

нашли лежащим на полу без сознанья. В последний год своей жизни Соловьев

вступил в переписку с провинциальной газетчицей Анной Шмидт, которая

уверовала, что она и есть воплощение Софии, а Соловьев – воплощение

личности Христа. (В горьковских Дневникахесть замечательная глава об Анне

Шмидт.) Ответы Соловьева были внешне юмористичны, а по сути

сочувственны – он принимал ее поклонение. Но его мистическая жизнь

осталась мало известной его современникам. Его знали только как философа-

идеалиста и либерального полемиста. Последнее настолько подняло его в

глазах интеллигенции, что радикальные издатели энциклопедического словаря

Брокгауза-Ефрона пригласили его редактировать философский отдел, который

тем самым стал вестись в духе, противоположном агностицизму и

материализму. У Соловьева было много преданных последователей,