История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции

Изменилось после войны время. Теоретические соловьи на все лады пели одну и ту же песню – «прекрасное – наша жизнь», а «наша жизнь – прекрасна».

И Коновалов, как и некоторые другие писатели, стал следовать в творчестве этой теории, которая впоследствии получила название «пресловутой» теории бесконфликтности.

В 1948—1949 годах Коновалов «подредактировал» роман, а через несколько лет писателю пришлось возвращаться к тому, что было в первых изданиях.

Александр Фадеев, высказавшись за переиздание «Университета» (в письме к Г. Коновалову от 7 мая 1955 года), назвав книгу «интересной», советовал посмотреть «все места, направленные против низкопоклонства, не в том смысле, чтобы изменить их принципиально, – нет, этим-то книга и сильна, – но, может быть, есть излишества? Тогда, естественно, жали в одну сторону, в деталях не разбирались. А не нужно было бы, чтобы вовсе отрицалась необходимость учиться у Запада, тому, чему следует учиться…».

Вот эти теории, теории социалистического реализма, конечно, испортили первозданность романа, его жизненность и подлинность.

Много лет Григорий Коновалов работал над романом «Истоки» (1959—1969) – о семье Крупновых, из которой вышли и воины, и строители, и партийные работники, и дипломаты. За этот роман писатель получил Государственную премию РСФСР.

Большой интерес вызвали и романы «Былинка в поле» (1970), «Предел» (1974), «Благодарение» (1983).

«Былинка в поле» переносит нас в 20-е годы, в одно из сел Пермской губернии. Тема романа традиционная, но Григорий Коновалов ни в чём не повторяет своих предшественников. Своеобразны характеры главных действующих лиц, крепок и индивидуален язык художника. Роман Григория Коновалова привлекает внимание но только острыми событиями и драматическими положениями, с описания которых он начинается, – действие потом замедляет свой темп, входит в спокойные берега, становится чуть-чуть замедленным.

И хотя писатель много внимания уделяет социальным преобразованиям на селе: его герои готовятся к новой жизни в колхозе, думают, спорят, на этой почве происходят и трагические и комические эпизоды, – но всё-таки главный интерес художника – в исследовании душевных переживаний. Вот почему писатель часто оставляет человека наедине с собой, со своей совестью.

Суровой и нелюдимой слывёт в Хлебовке Василиса Чубарова. И никто не догадывается, что именно она «молча, не выдавая себя» помогала людям то куском мяса к празднику, то мукой в самое трудное перед новым урожаем время. Незаметно любовалась работой своего мужа Кузьмы, а если он обернется, «глаза её наливались синим холодом». Председатель сельсовета Острецов, совестливый, умный, преданный революции человек, в чайной неожиданно заиграл на двухрядке «Боже царя храни», два старика встали и хриплыми голосами стали ему подпевать. Оказалось, что этим самым он хотел выявить «всю замаскировавшуюся контру» и строем отвести в милицию. Тимка Цевнев – «парень честный, любопытный» – во время коллективизации чуть ли не на каждого направлял свой обличающий перст: «Один – кулак, другой – подкулачник». И удивительно было, как запросто решал судьбы сельчан этот совсем ещё молоденький паренёк.

Чуть ли не каждый персонаж в романе бьётся над решением жизненно важного вопроса: «Господи, почему нелады в доме моём, – металась в своих думах Василиса. – И когда фальшь-то началась? И почему ныне все такие изнутри разветренные». «И как же получается у меня шиворот-навыворот? Неужели рождён я для такой несуразной жизни?» – думал Автоном. «Все мы, люди, – ветки на одной берёзке. Что же получится, если начнем обрубать друг друга!» – взывал Егор Чубаров в один из самых решительных моментов коллективизации. «Разор семьи Чубаровых, стариков, как отзовётся на хлебовцах?.. Не шагнуть бы туда, где добро в зло превращается. Чуть неверный взмах, и полетит голова свойская», – урезонивал своих горячих единомышленников Максим Отчев. «Развивать надо жажду жизни. Смелый, дерзкий, деятельный должен быть человек… А пока плохо. Человек легко раним, самый банальный случай может его чуть ли не в тоску ввергнуть», – высказывался коммунист Колосков. «Жизнь почему тяжёлая и дикая? Одни выскакивают, других топят. Надо по совести, всё в общий котел. Всех уравнять до единого. Никто чтоб не высовывался, не задирал башку, как пустой колос. А кто сунется – стук его по макушке. Хватит, повысовывались индивидуально, артельно надо шагать», – гнул свою линию жизни бедняк и лодырь Степан Лежачий…

Коновалова интересует прежде всего то, что происходит «внутри» человека. «Слова у всех людей одинаковые, а умыслы несхожие», – говорит Кузьма Чубаров. И для Коновалова внешнее – только форма проявления внутренних процессов. Там, где автор следует своему правилу, он достигает высоких вершин художественности.

Сложными, глубокими и предстают его герои Кузьма Чубаров, его сыновья Автоном и Влас.