История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции

Сергей Андреич Скутаревский вошёл в свою квартиру и сразу услышал, что у жены кто-то разговаривает, он сразу «догадался, что это пресловутый Осип Штруф», который «приволок на продажу какой-то неописуемый шедевр» (Там же. С. 19). Скутаревский, вслушиваясь в разговор, подивился – «какую мошенническую фантазию следовало иметь, чтоб у дурацкого сосуда из-под оливкового масла отыскать плечи и ноги». Тут же вошла жена, которая словами Штруфа объяснила мужу, какую уникальную вазу они могут купить, Осип Бениславич может её продать Петрыгиным, а там, в столовой, «где одиноко выкашливался Штруф, имелись незапертые ящики, а плачевная репутация Осипа Бениславича требовала особого присмотра и осторожности» (Там же. С. 21). Доводы жены не подействовали на Скутаревского, он был мрачен, и она почувствовала беду: «Вокруг рушились инженерские благополучия, ломались карьеры, гибли репутации, распадались семьи…» Скутаревский вдруг увидел, что вместо привычного фагота «висел портрет длинноносого начальственного человека в берете и с выпяченной губой… было ясно, что это сам Штруф и есть, лишь в ненатуральном виде». Скутаревскому Анна говорит, что это портрет Франциска I, а он стоит на своём. Тут вмешался в разговор Осип Бениславович, он не отвергал своего сходства с французским королём, но, спохватившись, тут же отрекся: «Бумаги утеряны, а карточки хлебной за такое родство лишат». В полной зависимости от мнения Скутаревского жена его выставила Штруфа за дверь, а он думал о том, «что недалёк день, когда всё откроется и старинные клиенты, тыча всякими словами, погонят его взашей»… (Там же. С. 25).

В романе Леонида Леонова есть любопытный эпизод, который раскрывает суть произведения. Скутаревский – это крупный учёный старой формации, директор института 20-х годов, который не приемлет новые методы руководства. А эти методы проникают повсюду: «с слихим доносным удальством миражили в газетах у высокого начальства»; «Уж они пролетарскую физику выдумали и под этим соусом Ньютона прорабатывают. Галилея на прошлой неделе так разносили, что и на суде ватиканском так его, поди, не чистили!» – формулирует свои наблюдения один из персонажей романа, кстати не из самых положительных. И вот в эти дни в институт назначают Николая Черимова, бывшего партизана, комиссара, заместителем Скутаревского. Вскоре ему представилась возможность выступить перед коллективом и определить новые задачи, стоящие перед учёными. «Черимов имел достаточно времени и материала для изучения среды, которую ему поручено было перепахивать» (курсив мой. – В. П.). Перед Черимовым выступил один из старых учёных, стремившихся честно приспособиться к законам времени, но его представление о строящемся новом мире было наивным, он «прихрамывал на каждом политическом слове, слишком непривычном для области, в которой он работал». «Горькое и целительное лекарство, которое применила в отношении себя Россия, всё ещё отвергается политической медициной Европы» – эту фразу Леонов вкладывает в уста учёного Ханшина, так наивно пытавшегося приспособиться к новой обстановке.

Все ждали выступления Черимова, с приходом которого в институт связывали начало его разгрома и дисквалификации, начало падения Скутаревского. Но ничего подобного не произошло. Он завоевал доверие собравшихся, его выступление могло бы оказаться триумфальным, и собрание подходило к концу, когда произошёл эпизод, который один мог рассеять весь черимовский успех. «Среди поданных записок оказалась одна, без подписи, и Черимов, торопившийся закончить, с разбегу прочёл её вслух. Анонимный автор просил напомнить ему, где именно у Бебеля сказано, что для построения социализма прежде всего нужно найти страну, которой не жалко. Было так, точно выстрелили вдруг в Черимова из аллегорического букета, который подносили внезапные почитатели его большевистских талантов. С осунувшимся от неожиданности лицом… Черимов предложил анониму назвать себя» (курсив мой. – В. П.). Но конечно, никто не сознался. Скутаревский, злой и сконфуженный, сказал, что этот эпизод «позорит всех нас», а Черимов, также осудив анонима за безграмотность, сказал, что «фраза эта… приведена у покойного врага нашего Бисмарка». Скутаревский предложил найти по почерку автора анонимки, но Черимов, сохранив на всякий случай записку, подытожил этот эпизод: «Просто злоба обывателя никогда не соответствует их грамотности».

Эпизод разработан глубоко, Леонову не так уж важно, кто сказал, что строить социализм нужно в той стране, какой не жалко. Главное в том, что эта мысль возникла много лет тому назад и зажгла сердца сотен и тысяч марксистов.

Этот эпизод романа заставляет вспомнить ту обстановку, которая возникла после Октябрьской революции и укрепилась в 20-х годах.