История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции

Партия, отступая, оставляла ветеранов для подпольной работы, к ним примыкала молодёжь, комсомольцы. Зелёная юность без жизненного опыта один на один выходила на бой с жестоким беспощадным врагом. Молодые парни и девушки гибли, но смертью своей утверждали на земле победу добра над злом. Их пытали, расстреливали, вешали, топили, обливали на морозе у проруби водой, сооружая страшные ледяные памятники…

Пятнадцатилетний мальчишка, восьмиклассник, В. Карпенко глядел на эти драматические события в упор – совершались они у него на глазах. Мало того, он не оставался в стороне.

На закате солнца он скачет по степи, чтобы предупредить старшего товарища об опасности. 25 километров – едва не запалил лошадь. Но в хуторе уже немецкий комендант на легковой машине. И товарищ его арестован. Первая жертва… Позже, декабрьской ночью, по этой же степной дороге за ним гналась стая волков; от волков ушёл – угодил в лапы полиции. Его уже искали. Хуторской атаман отправил их с дедом Овчинниковым, бородатым крепким старовером, в станицу – доставить в полицию две пароконные брички и верховую лошадь с седлом. Предназначались они формируемой калмыцкой сотне. Ни брички, ни лошади по назначению не попали. В самые глаза уставилось дуло пистолета разъярённого гильфполицая… Спасла случайность.

Ждали своих. Гремит на востоке, у Котельникова. Уже не надо прислонять на утренней заре ухо к земляному полу – слышно и так. Неожиданно поднялась стрельба за бугром, на западе. Хуторяне теряются в догадках: почему отсюда? кто такие? Трое суток шёл бой в соседнем хуторе Денисовке.

Оказалось, свои. Моряки-дальневосточники. Полгода назад их сняли с кораблей, привезли на Волгу, в Сталинград. В волжском горниле они обрели новое имя – 52-й гвардейский отдельный стрелковый полк. Около месяца, как полк оторвался от железной дороги Сталинград – Тихорецкая – главного направления наступающего фронта. Где-то от станции Котельниково моряки двинулись но бугристому правому берегу реки Сал к Дону, держа курс на Ростов. Под Большой Мартыновкой, в хуторе Рубашкин, перешли на левый низкий берег…

И вот они вдвоём с комиссаром, замполитом. Уже далеко за полночь. Моряки, смертельно уставшие, давно спали; кому не хватило места в хатах, набились в сараи, катухи, зарывались в скирды. Паренёк видит, как замполит мучительно борется со сном, усталостью. Воспалённые глаза уставились в карту. Но сведения важные – не до сна! Он – самый старший начальник.

Два часа назад в эмку угодила бомба; погибли командир полка и начальник штаба. Что же делать? Куда идти? Думал, на восток, навстречу своим. Нет, парень настойчиво твердит своё… В соседних хуторах – немецкие танки. В Мамоне – четыре, в Ермакове – двенадцать… А что дальше?

До железной дороги, в Зимовнике, 60 километров. По гулу – там бои. Один путь – на запад, в хутор Рубашкин, откуда пришли. И уходить немедленно.

В хату ввалились двое. Румяный моряк-лейтенант и коренастый военный кавказского типа, в дублёном полушубке, на животе – автомат ППШ. Докладывает весело: они армейские разведчики, передовые части уже на подходе, утром будут здесь.

Едва закрылась за разведчиком дверь, вспоминает В. Карпенко, он так и вцепился в ожившего от добрых вестей замполита: не верь! Это немецкие диверсанты! Их восемь человек; среди них одна женщина. Командир – кавказец, в полушубке, с автоматом, на белой лошади. Они орудуют уже недели две-три по сальским хуторам под видом разведчиков-красноармейцев. Останавливают днём на дорогах немецкие машины, закуривают и разъезжаются…

Через час взводные силой отрывали ото сна бойцов, ставили в колонны и уводили в предрассветных декабрьских сумерках обратно за Сал. На бугре, за хутором, нашли бесславную могилу предатели-диверсанты. Прождав до полудня своих разведчиков, немецкие танки бросились за моряками в погоню…

За год до конца войны, вернувшись из госпиталя, В. Карпенко продолжал учёбу в школе. Виденное, пережитое не давало покоя. Прошлое – рассказы старших – тесно сплеталось со своим, пережитым.

Над рукописью сидел ночами, после уроков. Летом отвёз в Ростовское издательство десяток толстых тетрадей.

– Роман неважный… – будто извиняясь, заговорил редактор. – И герой сам… оторванный от земли.

Всего ожидал, только не этого. Ведь он же писал о себе и своих сверстниках.

После долго не брался за перо. Другая страсть всецело поглотила его. Пять лет Карпенко не выпускал палитру. Рисунок, живопись, композиция, история искусств… А перед глазами – широкая степь, своя, Сальская, с буграми, балками, буераками, ериками… И – люди. Огромные группы, массы! В движении, экспрессии. Конная атака, рубка… В воображении художника начали уже сливаться в единый сплав события прошлые, услышанные некогда, и своё, пережитое… Так возникал замысел романа о Борисе Думенко, так зарождался роман «Отава».

С неумолимой силой снова потянула литература. Окончил Литературный институт имени Горького. Дипломная работа – роман «Отава»…

Навсегда запомнились молодому писателю слова Всеволода Иванова, сказанные на дипломной защите: