И эта «безотцовщина» со всеми её горестями, одиночеством и мукой окрасит творчество талантливого поэта, создавшего за тридцать лет немало незабываемых образов.
Мать его была то учительницей, по мнению биографов, то администратором гостиницы.
Учился в средней школе, поступил в Краснодарский университет, но был призван в армию, два года служил на Кубе (1961—1963), в 1965 году поступил в Литературный институт имени А.М. Горького, творческий семинар под руководством известного поэта-фронтовика Сергея Наровчатова дал ему и теоретические знания, и серьёзное обсуждение его стихотворений участниками этого семинара. А первые стихотворения его были опубликованы ещё в «Пионерской правде», затем в журналах, в частности в «Новом мире» под редакцией Сергея Наровчатова (1975. № 7; 1976. № 3; 1977. № 6; 1979. № 6; 1989. № 2), и книгах: «Гроза» (1966), «Во мне и рядом даль» (1974), «Дом» (1976), «Край света – за первым углом» (1977), «Стихи» (1978), «Отпущу свою луну на волю» (1981), «Русский узел» (1983), «Ни рано, ни поздно» (1985), «Золотая гора» (1989), «Стихотворения» (1990), «Избранное» (1990).
С первых публикаций критики заметили, что Юрий Кузнецов не только состоявшийся талантливый поэт, но и большой художник, открывающий новые духовные миры. Одним из первых Вадим Кожинов, внимательно следивший за новыми именами в поэзии, написал об этом открытии после выхода в свет первой московской книги стихотворений Ю. Кузнецова в 1974 году (Литературная Россия. 1974. 29 ноября; Литературная учёба. 1982. № 2; затем в книге «Статьи о современной литературе». М., 1982). Острую статью «Призраки силы и вольности» написала Т. Глушкова (Литературное обозрение. 1977. № 6). Ю. Селезнёв поделился своим мнением о Кузнецове в книге «Мысль чувствующая и живая» (М., 1982). Вокруг имени Кузнецова возникли разные суждения, два мнения высказали о поэзии Кузнецова критик Станислав Рассадин и поэт Валентин Устинов (Литературная газета. 1986. 23 апреля), включилась в полемику поэтесса Лариса Васильева (Литературная Россия. 1987. 23 января), а поэт и критик Станислав Куняев словно бы подвёл итоги острого диспута вокруг имени знаменитого поэта (в одном из ранних стихотворений Ю. Кузнецов обещал краснодарцам вернуться «знаменитым поэтом») (
Ёмкую характеристику творчества Ю. Кузнецова дали в «Лексиконе русской литературы ХХ века»: «Кузнецов принадлежит к числу поэтов, тесно связанных с русской традицией. Он видит свою задачу в постановке извечных вопросов бытия, а не быта. Наряду с историческими стихотворениями (напр., «Сказание о Сергии Радонежском») у него встречаются стихи о Второй мировой войне, о событиях современности и о трагической судьбе России. Тема жестокого бытия переплетается с мотивом любви как спасительного начала. Стихам Кузнецова свойственна интонация баллады, а конкретные ситуации описаны сжато, скупо. Он часто обращается к снам, мифам, к фантастике, чтобы притчей или намёками высказать волнующие его мысли» (М., 1996. С. 214).
Особенно яростные схватки были вокруг стихотворения «Я пил из черепа отца». Вот оно:
В этих строчках таится трагическая любовь к прошлому России, трагическая потому, что многие его современники позабыли о великом прошлом, о великих именах Русской земли, довольствуясь современным мелкотемьем. Как раз в то время разгорелись бурные дискуссии между критиками журналов «Новый мир» и «Молодая гвардия». Лирический герой чем-то своеобразным, неповторимым перекликается с образом Гамлета, вспомним этот образ.
Со временем поэзия Кузнецова становится глубже, обширнее, он заглядывает в далёкие века и в далёкие страны, среди героев его стихов действуют Гомер, Софокл, «мрачный Дант», Мильтон, Франсуа Рабле, Лукиан, Боккаччо, появляются и Христос, и Демоны, происходит борьба добра со злом, и не всегда побеждают в этих конфликтах добрые начала, порой под гнётом неумолимых сил поэт не понимает, о чём говорит с «верной женщиной», почему зовёт в собеседники «время», «свист свистит всё сильней», «вот уж буря ломает деревья», поэт во власти могучего стихийного чувства: