– Переходим к следующему вопросу – о назначении главного редактора журнала «Новый мир». Предлагается кандидатура писателя Карпова. Он несколько лет был первым заместителем и, по сути дела, вёл журнал. Наровчатов болел долго. Карпов дело знает, есть предложение утвердить. Голосуем. Принимается.
Вдруг Суслов посмотрел на мою Золотую Звезду и сказал:
– Герой-то вы герой, но в «Новом мире» публика очень сложная. Журнал этот позволял себе серьёзные политические отклонения. Будут ли вас слушаться диссидентствующие писатели?
– А я их просто не допущу на страницы журнала, – быстро ответил я.
Присутствующие одобрительно рассмеялись» (
В первом номере журнала, подписанном В. Карповым, прошли воспоминания о юности С. Наровчатова, сказочная повесть В. Каверина «Верлиока», роман Н. Задорнова «Гонконг», стихи Давида Самойлова, Владимира Соколова, стихи азербайджанского поэта в переводе Р. Казаковой, подборка стихотворений молодых поэтов, заметки Л. Лазарева о поэзии К. Симонова. Ничего неожиданного и предосудительного в идеологическом смысле в журнале не было. Потом «Новый мир» опубликовал роман Чингиза Айтматова «И дольше века длится день», вокруг которого началась полемика в критике и читательских кругах. Позвонил В. Молотов, состоялась с ним беседа, в ходе которой Молотов заявил, что в журнале опубликована «вредная антисоветская вещь». Ч. Айтматов побывал у Молотова, неизвестно, чем закончилась эта встреча.
Много лет в «Новом мире» печатался Валентин Катаев: повести «Трава забвения» (1967), «Кубик» (1969), «Алмазный мой венец» (1978), но уж совсем поразительно, почему в журнале «Новый мир» за 1980 год (№ 6) была опубликована повесть «Уже написан Вертер». Эти строчки взяты из стихов Пастернака. Далее следовало: «И кровь лилась рекой». Как удалось С. Наровчатову напечатать эту повесть, доказать цензуре, что в тексте нет ничего страшного, это всего лишь напоминание о репрессиях 1937 года? Начиналась повесть в Одессе в первые годы революции, когда действительно «кровь лилась рекой». «Я не случайно начал воспоминание о Катаеве с «Вертера». Эта повесть была своеобразно поворотной в его творчестве, – писал В. Карпов. – Её публикация вызвала глухое и тяжёлое раздражение «на самом верху». Говорят, Суслов просто негодовал. Но повесть уже напечатана. Чтобы ослабить воздействие её на читателей, было приказано нигде ни слова о ней не говорить. Никаких выступлений, ни критических, ни похвальных. Просто нет этой вещи. Журнальную публикацию забыть. Для того чтобы читатели имели представление о содержании «Вертера», который очень сложен по композиции и языку, приведу два небольших отрывка, из них видно, почему так были напуганы официальные партийные деятели: в повести показаны истоки и безумства массовых репрессий, а эта тема намертво была запрещена в любых публикациях. Катаев первым нарушил табу» (Там же. С. 357). И Карпов приводит отрывки из повести, когда предгубчека Маркин со своими подручными расстреливает якобы русских контрреволюционеров, а потом сам Маркин оказывается врагом революционной власти и его уже другой исполнитель дожидается, пока он разденется и его в том же гараже, где буйствовал он, расстреливают. «Такого в советской литературе ещё не бывало!» – восклицает В. Карпов (Там же. С. 358).