Одна из первых попыток выявить причины Смуты сделана в другом памятнике, созданном одновременно с «Новой повестью». Этот памятник написан в жанре плача. Наряду с плачами по умершим и погибшим древнерусская литература знала также плачи о царствах или городах. Такие плачи сочинялись в эпохи бедствий и тяжелых испытаний. Неизвестный автор «Плача о пленении и о конечном разорении Московского государства» писал в то время, когда Минин и Пожарский уже собирали земское ополчение, но Москва была еще в руках поляков (значит, «Плач» создан до осени 1612 г.). Еще никто не мог предсказать исхода борьбы с интервентами, и поэтому основные мотивы «Плача» — печаль, сетование, скорбь о былом могуществе и величии России, призывы к покаянию и молитве, «дабы бог... пощадил останок рода христианскаго».
«Колики быша царския многоценныя палаты, — восклицает автор, — внутрь златом украшени!.. Колико сокровищ чюдных, царских диадим и пресветлых царских багряниц и порфир!» Начав с появления первого самозванца, «предтечи антихриста» и «сына тьмы», автор касается в своем повествовании многих горестных событий последних лет. Он резко осуждает захватчиков и их русских пособников, но вину за страдания России возлагает не только на них. По его мнению, к Смуте привели внутренние распри, «братоненавидение», внутренний кризис, вызвавший всеобщий нравственный упадок. «Правда в человецех оскуде, — горестно пишет автор «Плача», — и воцарися неправда... и обнажися злоба, и покрыхомся (покрылись мы) лжею».
Разумеется, это рассуждение о причинах Смуты страдает религиозно-нравственной отвлеченностью. Сам автор чувствовал это. «Ох, увы, горе! Како падеся толикий пирг (башня) благочестия, како разорися богонасажденный виноград (сад)?» — риторически вопрошал автор и не находил ясного ответа. В этом случае не помогал и традиционный круг авторитетных для православного книжника источников. «Толикое наказание и гнев воздвижеся, еже немалому удивлению, паче же и слезам достойно. И ни едина книга богословец, ниже жития святых, и ни философския, ни царьственныя книги, ни гранографы, ни историки и ни прочий повестныя книги, не произнесоша нам таковаго наказания ни на едину монархию, ниже на царьства и княжения, еже случися над превысочайшею Россиею». Книги не пригождались, значит, приходилось полагаться на собственное разумение. Автор «Плача» как бы приглашал задуматься о причинах Смуты.
2. Исторические произведения о смуте
Дать историческое объяснение Смуты выпало на долю писателей, творивших уже после избрания на царство Михаила Романова (1613 г.), в 10—20-х гг. XVII в. Писатели эти принадлежали к разным сословиям — еще не угасла всесословная активность периода гражданской войны и иностранной интервенции. Среди этих писателей были духовные лица и миряне, представители администрации и аристократы.
«Сказание» Авраамия Палицына.
Одно из самых популярных в XVII в. и самых обширных сочинений о Смуте вышло из-под пера монаха Авраамия Палицына, келаря Троице-Сергиева монастыря (келарь — это инок, который заведует монастырскими припасами или вообще светскими делами монастыря). Его «Сказание»[449]
, насчитывающее в общей сложности 77 глав, состоит из нескольких разновременных слоев. Так, первые шесть глав написаны еще в 1612 г., хотя в окончательном виде памятник сложился только к 1620 г. Центральная часть посвящена знаменитой осаде Троице-Сергиевой лавры. Затем рассказ доведен до Деулинского перемирия 1618 г., в заключении которого сам Авраамий Палицын принимал деятельное участие.Авраамий Палицын — видный участник событий Смутного времени (в его поведении в эти трудные годы были не только положительные, но и отрицательные моменты: так, Авраамий Палицын служил Лжедмитрию II). Авраамий Палицын постоянно подчеркивает собственную значительность, например в рассказе о том, как он ездил в Кострому, в Ипатьевский монастырь за Михаилом Романовым, как затем встречал его у Троице-Сергиева монастыря и т. д.
В «Сказании» Авраамий Палицын нарисовал поистине страшную картину народных страданий: «И крыяхуся тогда человецы в дебри непроходимыя, и в чащи темных лесов, и в пещеры неведомыя и в воде межу кустов отдыхающе и плачющеся к содетелю (богу), дабы нощ сих объяла и поне мало бы отдохнули на сусе (на суше). Но ни нощ, ни день бегающим не бе покоя и места ко скрытию и к покою, и вместо темныя луны многия пожары поля и леса освещеваху нощию, и никому же не мощно бяше двигнутися от места своего: человецы, аки зверей, от лес исходящих ожидаху».
«Временник» Ивана Тимофеева.