Читаем История русской литературы X—XVII веков полностью

Однако никакие запретительные указы не могли повернуть историю. Уже не было и речи о всеобщей покорности, о безусловном подчинении. Опыт Смутного времени не пропал даром. Этот опыт, кстати говоря, учитывал и сам Филарет. Его изоляционистская программа кроилась по польскому образцу. Филарет многое перенял у контрреформации, с деятельностью которой познакомился в плену и которая также вела идеологическое наступление, потому что к началу XVII в. позиции католицизма в Польше были сильно подорваны. Протестанты различных толков (лютеране, кальвинисты, ариане) открывали все новые школы и типографии, наводнив Польшу своими сочинениями. Оппозиционное творчество низов также находило доступ к печатному станку: на книжном рынке то и дело появлялись произведения полуфольклорной сатиры, в которых осмеивался и отвергался ханжеский мир официальной культуры. Контрреформация начала поход и против религиозного вольномыслия, и против народной культуры. В 1617 г. епископ Мартин Шишковский опубликовал индекс запрещенных книг. «Контроль над умами» становился реальностью.

Как и контрреформация в Польше, московская патриархия боролась на два фронта. Воздвигая препоны контактам с Западом, Филарет одновременно объявил войну скоморохам — профессиональным носителям народного искусства, их игрищам, песням, смеховым «глумам». По русским источникам скоморохи известны уже с XI в. Православная церковь исстари обличала их «играние и бесовское пение и кощунное глумление» (согласно старинной поговорке, «бог создал попа, а бес скомороха»), но вплоть до XVII в. она терпела скоморохов, не видя в них особой опасности. Патриарх Филарет первым перешел от слов к делу, от обличений к прямым гонениям. У московских скоморохов отбирали музыкальные инструменты, складывали на телеги, везли за Москву-реку и там жгли. Репрессии против скоморохов — признак не силы, а слабости церкви, признак того, что церковь стала опасаться «мирской» культуры как идеологического конкурента.

Попытки восстановить идеологическое равновесие не привели ни к застою, ни тем более к движению вспять. Принцип динамизма, принцип постоянных изменений, не только количественных, но и качественных, уже утвердился в русской литературе.

1. Публицистика смутного времени

Произведения, в которых запечатлено Смутное время, можно разделить на две большие группы[443].

К первой принадлежат произведения, возникшие до 1613 г., до избрания на престол Михаила Романова. Это — непосредственные отклики на события, мгновенный отпечаток социальных и политических страстей и пристрастий. Это — публицистика, в которой все подчинено конкретной агитационной задаче. Тексты второй группы написаны также участниками и современниками Смуты, но после ее окончания, в более или менее спокойные времена. Эти авторы уже размышляют, пытаются философски, исторически и художественно осмыслить «лихие лета», пережитые Россией.

Для агитации предпочтительнее малые жанры. Публицисты Смутного времени не являются исключением из этого правила: в их жанровом репертуаре одно из первых мест занимают «видения»[444]. О канонической сюжетной схеме «видений» можно судить по «Повести о видении некоему мужу духовну», составленной осенью 1606 г., когда войска Болотникова приступили к Москве.

«Повесть о видении некоему мужу духовну» протопопа Терентия.

В ней рассказывается, будто бы некий житель стольного града «в тонком сне» увидел, как в Успенском соборе богородица, Иоанн Предтеча и святые угодники молили Христа пощадить народ православный, закосневший в грехе и потому страдающий от ужасов Смуты. Наконец слезы матери смягчили Христа, и он сказал «тихим гласом»: «Тебе ради, мати моя, пощажу их, аще покаются. Аще ли же не покаются, то не имам милости сотворити над ними». После этого некий святой повелел «мужу духовну»: «Иди и поведай, угодниче Христов, яже видел еси и слышал!» «Муж духовен» рассказал о своем видении протопопу кремлевского Благовещенского собора Терентию, который и написал повесть о видении, «да отдал патриарху, да и царю сказывал».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Льюис Кэрролл
Льюис Кэрролл

Может показаться, что у этой книги два героя. Один — выпускник Оксфорда, благочестивый священнослужитель, педант, читавший проповеди и скучные лекции по математике, увлекавшийся фотографией, в качестве куратора Клуба колледжа занимавшийся пополнением винного погреба и следивший за качеством блюд, разработавший методику расчета рейтинга игроков в теннис и думавший об оптимизации парламентских выборов. Другой — мастер парадоксов, изобретательный и веселый рассказчик, искренне любивший своих маленьких слушателей, один из самых известных авторов литературных сказок, возвращающий читателей в мир детства.Как почтенный преподаватель математики Чарлз Латвидж Доджсон превратился в писателя Льюиса Кэрролла? Почему его единственное заграничное путешествие было совершено в Россию? На что он тратил немалые гонорары? Что для него значила девочка Алиса, ставшая героиней его сказочной дилогии? На эти вопросы отвечает книга Нины Демуровой, замечательной переводчицы, полвека назад открывшей русскоязычным читателям чудесную страну героев Кэрролла.

Вирджиния Вулф , Гилберт Кийт Честертон , Нина Михайловна Демурова , Уолтер де ла Мар

Детективы / Биографии и Мемуары / Детская литература / Литературоведение / Прочие Детективы / Документальное
Дракула
Дракула

Настоящее издание является попыткой воссоздания сложного и противоречивого портрета валашского правителя Влада Басараба, овеянный мрачной славой образ которого был положен ирландским писателем Брэмом Стокером в основу его знаменитого «Дракулы» (1897). Именно этим соображением продиктован состав книги, включающий в себя, наряду с новым переводом романа, не вошедшую в канонический текст главу «Гость Дракулы», а также письменные свидетельства двух современников патологически жестокого валашского господаря: анонимного русского автора (предположительно влиятельного царского дипломата Ф. Курицына) и австрийского миннезингера М. Бехайма.Серьезный научный аппарат — статьи известных отечественных филологов, обстоятельные примечания и фрагменты фундаментального труда Р. Флореску и Р. Макнелли «В поисках Дракулы» — выгодно отличает этот оригинальный историко-литературный проект от сугубо коммерческих изданий. Редакция полагает, что российский читатель по достоинству оценит новый, выполненный доктором филологических наук Т. Красавченко перевод легендарного произведения, которое сам автор, близкий к кругу ордена Золотая Заря, отнюдь не считал классическим «романом ужасов» — скорее сложной системой оккультных символов, таящих сокровенный смысл истории о зловещем вампире.

Брэм Стокер , Владимир Львович Гопман , Михаил Павлович Одесский , Михаэль Бехайм , Фотина Морозова

Фантастика / Литературоведение / Ужасы и мистика