Читаем История русской литературы X—XVII веков полностью

Грамота — это деловой, канцелярский жанр, смысл которого — в информации о каких-то событиях, в передаче фактов, в запрещении или приказании что-либо сделать. Но грамоты Смутного времени не только информировали, они стремились убеждать, воздействовать не только на разум, но и на душу читателя. Для них характерна повышенная эмоциональность, в принципе чуждая делопроизводству и всегда присущая художественным текстам. Авторы грамот писали ритмической и рифмованной прозой, широко использовали риторические приемы, рисовали картины народных бедствий, включали в тексты «плачи». В итоге информация отодвигалась на задний план, и грамота становилась произведением красноречия, ораторского искусства. Так агитационная письменность Смутного времени подготовила художественное переосмысление деловых жанров — одно из литературных открытий первой половины XVII в.

Всесословная активность проявилась и в расширении круга писателей. Если раньше литературным творчеством занимались главным образом ученые монахи, то теперь за перо берутся миряне разных чинов и состояний — князья, столичные и провинциальные дворяне, администраторы — дьяки и подьячие. Если раньше существовал разрыв между устной словесностью и письменностью, то теперь фольклорные тексты проникают в рукописную книгу. От первой половины XVII в. до нас дошли старейшие образцы раешного стиха, древнейший сборник заговоров, первые списки устно-поэтического «Сказания о киевских богатырях» и песни о Гришке Отрепьеве.

В условиях, когда русское общество распалось на множество партий и лагерей, правительственный и церковный контроль за литературной продукцией стал невозможным. Смутное время — это «бесцензурное» время. «Авторская воля» не зависела от внелитературных факторов. Писатель начинает свободно размышлять о поступках людей, которых он изображает, отказывается от традиционной средневековой схемы «праведник либо грешник», открывает для себя многообразие, сложность, противоречивость человеческих характеров.

В этот период определилась культурная переориентация России. До XVII в. русская литература ориентировалась преимущественно на литературу Юго-Западной Европы (греки, балканские славяне). Теперь главными становятся контакты с Украиной, Белоруссией, Польшей. Одним из следствий Брестской церковной унии 1596 г., которая имела целью окатоличение православного населения Польско-Литовского государства, была эмиграция украинских и белорусских интеллигентов в Москву. В начале века их опыт и знания использовались довольно широко. Они работают на Московском печатном дворе, переводят с греческого и польского. Что касается Польши, с которой Россия вела долгую и изнурительную борьбу, то литературные связи с нею не прерывались и в эти трудные годы. Среди наводнивших Россию поляков были не только авантюристы, жаждавшие легкой наживы: среди них были и высокообразованные интеллигенты. Виднейший польский философ, доктор Себастьян Петрици, приехавший на свадьбу Марины Мнишек и после гибели Лжедмитрия I оказавшийся в ссылке, написал «в пленении московском» стихотворные вариации на темы Горация. В этой книге (она вышла в Кракове в 1609 г.) сотни строк посвящены московским событиям.

В репертуаре переводной письменности польские памятники очень скоро начинают безраздельно преобладать. Польская литература играет роль литературы-посредницы: именно через нее входят в русский обиход темы и персонажи европейской культуры.

«Поворот к Западной Европе» закрепляется в Хронографе 1617 г. Здесь расширены сведения по античной мифологии (они имелись и раньше), пересказаны мифы о Кроне (Хроносе), о борьбе богов и титанов, о Геракле, Персее, Дедале и Икаре, о царе Мидасе и Орфее. Основываясь на польской «Хронике всего света» Мартина Бельского, редактор Хронографа 1617 г. создал главы по истории Польши и Священной Римской империи, поместил сведения о римских папах. Хронограф являл собою образец для подражания, его позиция — это позиция официальной историографии. Обращаясь к европейским материалам, Хронограф своим авторитетом поддерживал процесс европеизации русской культуры.

В 1618 г. Россия и Польша подписали Деулинское перемирие. Патриарх Филарет, отец царя Михаила, вернулся в Москву из польского плена. Главный идеолог по своему сану, Филарет стал и фактическим правителем государства. Его целью было восстановление прежнего идеологического статуса, нарушенного Смутой. Филарет провозгласил изоляционизм, запретив ввозить, хранить и читать не только польские издания, но и книги «литовской печати» — издания единоверных украинских и белорусских типографов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Льюис Кэрролл
Льюис Кэрролл

Может показаться, что у этой книги два героя. Один — выпускник Оксфорда, благочестивый священнослужитель, педант, читавший проповеди и скучные лекции по математике, увлекавшийся фотографией, в качестве куратора Клуба колледжа занимавшийся пополнением винного погреба и следивший за качеством блюд, разработавший методику расчета рейтинга игроков в теннис и думавший об оптимизации парламентских выборов. Другой — мастер парадоксов, изобретательный и веселый рассказчик, искренне любивший своих маленьких слушателей, один из самых известных авторов литературных сказок, возвращающий читателей в мир детства.Как почтенный преподаватель математики Чарлз Латвидж Доджсон превратился в писателя Льюиса Кэрролла? Почему его единственное заграничное путешествие было совершено в Россию? На что он тратил немалые гонорары? Что для него значила девочка Алиса, ставшая героиней его сказочной дилогии? На эти вопросы отвечает книга Нины Демуровой, замечательной переводчицы, полвека назад открывшей русскоязычным читателям чудесную страну героев Кэрролла.

Вирджиния Вулф , Гилберт Кийт Честертон , Нина Михайловна Демурова , Уолтер де ла Мар

Детективы / Биографии и Мемуары / Детская литература / Литературоведение / Прочие Детективы / Документальное
Дракула
Дракула

Настоящее издание является попыткой воссоздания сложного и противоречивого портрета валашского правителя Влада Басараба, овеянный мрачной славой образ которого был положен ирландским писателем Брэмом Стокером в основу его знаменитого «Дракулы» (1897). Именно этим соображением продиктован состав книги, включающий в себя, наряду с новым переводом романа, не вошедшую в канонический текст главу «Гость Дракулы», а также письменные свидетельства двух современников патологически жестокого валашского господаря: анонимного русского автора (предположительно влиятельного царского дипломата Ф. Курицына) и австрийского миннезингера М. Бехайма.Серьезный научный аппарат — статьи известных отечественных филологов, обстоятельные примечания и фрагменты фундаментального труда Р. Флореску и Р. Макнелли «В поисках Дракулы» — выгодно отличает этот оригинальный историко-литературный проект от сугубо коммерческих изданий. Редакция полагает, что российский читатель по достоинству оценит новый, выполненный доктором филологических наук Т. Красавченко перевод легендарного произведения, которое сам автор, близкий к кругу ордена Золотая Заря, отнюдь не считал классическим «романом ужасов» — скорее сложной системой оккультных символов, таящих сокровенный смысл истории о зловещем вампире.

Брэм Стокер , Владимир Львович Гопман , Михаил Павлович Одесский , Михаэль Бехайм , Фотина Морозова

Фантастика / Литературоведение / Ужасы и мистика