История русской литературы XX века. Том I. 1890-е годы – 1953 год. В авторской редакции

Историзм – верность исторической правде, достоверность героя в его соотнесённости с правдой исторического факта. Допустим, одни и те же факты и события взяли за основу своих произведений А. Толстой и Д. Мережковский («Антихрист», «Пётр и Алексей»); С. Злобин, А. Чапыгин и Д. Мордовцев («За чьи грехи?»); Шишков и Г. Данилевский («Чёрный год», «Пугачёвщина»), но какая огромная разница в освещении событий, в толковании характеров главных действующих лиц… Историзм Толстого и Шишкова в том, что они утверждали ведущие тенденции человеческой жизни, историческую перспективу развития событий – равенство прав и обязанностей человека перед самим собой, перед обществом, перед Богом. И, приступая к описанию Пугачёвского восстания, Шишков знал, что это этап освободительного движения русского народа, что именно в этой борьбе – ведущая тенденция исторического процесса, суть русского национального характера. И поэтому он отказался от сюжета как от чего-то искусственно придуманного, он строго следовал за фактами личной биографии главных действующих лиц, за событиями в их хронологической последовательности. Здесь подлинные исторические события исполняют и композиционную функцию, а вымысел и домысел рассматриваются в их связях с этими событиями.

Выступил на совещании и В.И. Костылёв, работавший в годы войны над трилогией «Иван Грозный», в центре которой – Ливонская война за Балтийское море. «Вся наша история, – говорил Костылёв, – пронизана столкновением двух линий: одна линия поведения народа в активности его, в активном участии в исторической жизни, одна линия – это – постоянное стремление народа к власти, другая – параллельная линия – это защита государства, постоянная забота о защите своих границ, своего государства. Народ защищал границы, народ строил пушки, народ участвовал во всяких походах. Патриотизмом народа пронизана вся наша история. Эти две линии сошлись в 1917 году» (Там же. Д. 634. Л. 28).

В эти дни некоторые писатели рассматривали свои сочинения как возможность подать пример для сегодняшних воинов. С. Голубов, автор романа «Багратион», говорил на совещании: «Я смотрел в будущее, великое славное будущее – отсюда возникла моя проекция в прошлое» (Там же. Л. 11).

В литературном движении во время Великой Отечественной войны историческая литература заняла достойное место при исполнении общего патриотического долга перед своим Отечеством, служила средством эстетического воздействия и воспитания своих читателей в духе патриотизма, укрепляла нравственный и моральный настрой всего народа. Писатели помнили основную задачу исторического романа: «Его дело – воскресить минувший век во всей его истине» (Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 10 т. М.: Изд-во АН СССР, 1958. Т. 7. С. 218).

Эти слова не раз были процитированы на совещании. Кроме того, вспоминали и о том, что писатели должны быть верными во всех исторических подробностях и деталях, не оказываться в смешном положении автора, модернизирующего прошлое, в положении автора, которого высмеял ещё все тот же А.С. Пушкин: «…подобно ученику Агриппы, они, – спорил Пушкин с некоторыми историческими романистами своего времени, – вызвав демона старины, не умели управлять и сделались жертвами своей дерзости. В век, в который они хотят запасом перенести читателя, перебираются они сами с тяжёлым запасом домашних привычек, предрассудков и дневных впечатлений. Под беретом, осенённым перьями, узнаете вы голову, причесанную вашим парикмахером; сквозь кружевную фрезу `a la Henri IV проглядывает накрахмаленный галстук нынешнего dendy. Готические героини воспитаны madam Сапран, а государственные люди XVI столетия читают «Fimes» и Journal des debat» (Там же. С. 102).

Известно, что историзм как сознательно найденный способ изображения действительности был использован ещё Вальтером Скоттом. Пушкин изобразил не только Пугачёва, но и историческую эпоху во всей её возможной многогранности, своеобразии и неповторимости: тут и сам Пугачёв, тут и Екатерина II, тут и вымышленные герои с их частной жизнью. «Когда мы читаем исторический роман, – писал В.Г. Белинский, – то как бы делаемся сами современниками эпохи, гражданами стран, в которых совершается событие романа, и получаем о них в форме живого созерцания более верное понятие, нежели какое могла бы нам дать о них какая угодно история» (Белинский В.Г. Полн. собр. соч.: Т. 5. М.: Изд-во АН СССР, 1954. С. 42).

Добролюбов также подчёркивал необходимость верного изображения исторической действительности, автор должен судить своих героев «не по понятиям своего времени, а по их времени», смотреть «их глазами», жить «их жизнью», рассуждать «сообразно с их умственным развитием», поставить на ту же точку зрения и своих читателей (Добролюбов Н.А. Полн. собр. соч. Л., 1934. С. 530).