Так вот, вы должны охватить всё художественное понимание Шолоховым этого народа. Автор делает вставку в четыре-пять строк о медвяном аромате набухающих почек тополей, который остро ощущал Давыдов. И сразу чувствуется, как автор этим уводит героя от трафаретно-плакатного героизма…
Вы – актёр – видите гораздо больше, чем это видит тот прямолинейно мыслящий человек, тот узко мыслящий человек, который, «как честный гражданин», будет говорить, что юмора не надо никакого и что самое главное, чтобы тут был показан герой-большевик.
Но я отметаю понимание такого человека, потому что он – не художник и не видит произведения по-настоящему, не видит широты психологического понимания автора, не схватывает его понимания национального характера – того, что есть в гении нашего народа: соединение громадного героизма с невероятной простотой и юмором, не оставляющим русского человека чуть ли не за три секунды до смерти. Слияние этого есть гений нации».
Вот это соединение юмора и героизма и при обрисовке персонажей романа «Они сражались за Родину» – неповторимое качество шолоховского таланта. Шолохов проникает в сокровенную жизнь своих героев, подслушивает все их мысли и думы, от него не ускользает ни малейшее их волнение, даже выраженное в лёгком дрожании пальцев. Разнообразные человеческие чувства, сильные и слабые стороны характера помогают создать неповторимый облик героев.
Чаще всего Шолохов показывает своих героев в таких жизненных ситуациях, когда всем людям свойственно волноваться и переживать обыкновенные человеческие чувства, горести и радости. Вот почему героические качества Звягинцева, Стрельцова, Лопахина словно бы теряются в этом разнообразном сплетении простых человеческих черт. Поэтому нет ничего удивительного в том, что героизм их совершенно лишен внешне блестящего проявления и перед нами обыкновенные люди.
Героический характер в трактовке Шолохова предстаёт перед нами в скромном одеянии обыкновенного.
«Годы были мрачные. Книга тогда сопутствовала командиру и солдату, – вспоминал Шолохов. – И знаете, что читали? Жюля Верна… Весёлую литературу читали. На войне ведь довольно мало весёлого… Поэтому и главы о сорок втором годе, о самом тяжёлом годе войны, были оснащены смешным. Копытовский там у меня… Лопахин» (
Война шла к концу… Пора было подумать о возвращении в Вёшенскую, строить новый дом, жить с семьёй, а не мотаться по стране и фронтам. У него есть цель, есть задание, тем более что творческий замысел романа расширяется и углубляется. Опять, как и с «Тихим Доном», роман он начал, в сущности, с середины… А где предвоенные годы в жизни героев? Всё чаще Шолохов думал о романе как о трилогии, масштабном произведении, в котором он может показать своих героев во времени и пространстве, показать их жизнь в развитии, в разнообразных сплетениях и отталкиваниях…
И работа над романом застопорилась…
Да к тому же всё чаще сыпались просьбы из Вёшенской: то с одним помоги, то с другим. Шолохов шёл по инстанциям и выбивал необходимое разорённому войной району. 17 февраля 1944 года Шолохов посылает из Москвы в Вёшенскую телеграмму: «7 был Андреева немедленная помощь обещана Привет
Заходил, конечно, не только к ответственным лицам в правительстве, но на «минутку» забегал к друзьям, чтобы узнать, не нуждаются ли в его помощи жёны и дети, ведь многие друзья воевали… В Гослитиздате узнал, что старый друг его, Иван Фёдорович Трусов, публиковавший свои сочинения под псевдонимом Заревой (друзья в шутку называли его Зверовой), жив и здоров, служит в редакции газеты 33-й армии «За правое дело», которая в это время находилась юго-западнее Смоленска. Многое сближало их, почти одновременно начали путь в литературу, у Заревого, как и у Шолохова, вышел сборник «Ярь», в 1929 году – второй. Темы его произведений – деревенская жизнь средней полосы России, писал он и о коллективизации и канунах её. Одно отличие – в 1930 году окончил факультет литературы и искусства МГУ и работал больше десяти предвоенных лет редактором в Гослитиздате.
Как-то забежал к Матильде Кудашевой проведать, нет ли от Василия каких-либо известий, немало он уже знал случаев, когда пропавшие без вести давали о себе знать. Но от Василия известий не было, но многих друзей вспоминали. Шолохов вспомнил и Ивана Трусова и тут же написал ему письмо: