Перед писателями встал вопрос о регистрации Всероссийского союза писателей, но среди профессий таковых просто не оказалось: «Союз писателей был зарегистрирован по категории типографских рабочих, что было совершенно нелепо. Миросозерцание, под символикой которого протекала революция, не только не признавало существование духа и духовной активности, но и рассматривало дух как препятствие для осуществления коммунистического строя, как контрреволюцию. Русский культурный ренессанс начала ХХ века революция низвергла, прервала его традицию. Но всё ещё оставались люди, связанные с русской духовной культурой…» (Там же. С. 236–237).
Революция низвергла не только культурный ренессанс начала века в России, но и беспощадно уничтожала физических лиц, носителей этой культуры. Особенно беспощаден был Петроград; с декабря 1917 года председателем Петроградского совета был назначен Григорий Евсеевич Зиновьев (настоящая фамилия Радомысльский, 1883–1936), а в марте 1918 года председателем Петроградской ЧК стал Моисей Соломонович Урицкий (1873–1918), проводившие политику большевистского террора. О кровавой политике руководящих большевиков сохранились десятки воспоминаний. По горячим следам этих событий остро писал Максим Горький, не раз приходил на приём к Зиновьеву, ссорился с ним, но Петроград продолжал свои репрессии.
Ещё в самом начале Октябрьской революции, когда посыпались обвинения, будто Горький «снял маску» и изменяет своему народу, захватившему государственную власть в стране, когда заговорили, что «известная часть рабочей массы» действует чаще всего «насилием и террором», когда держат в тюрьме «старика революционера Бурцева», таких как А.В. Карташев, М.В. Бернацкий, А.И. Коновалов, Горький гневно писал: «Пугать террором и погромами людей, которые не желают участвовать в бешеной пляске г. Троцкого над развалинами России, – это позорно и преступно. Всё это не нужно и только усилит ненависть к рабочему классу. Он должен будет заплатить за ошибки и преступления своих вождей – тысячами жизней, потоками крови» (Несвоевременные мысли. С. 258–259). Так оно и произошло, как предвидел Горький, – «тысячами жизней, потоками крови» заплатила Россия во время диктатуры пролетариата, особенно в Петрограде. «Целиком сохранён и торжествует дух кровавого деспотизма» в словах и действиях «профессионального демагога» Григория Зиновьева, вызвавшего Горького на «поединок» за его «Несвоевременные мысли». В ответ на этот вызов Горький написал в апреле 1918 года: «Г. Зиновьев утверждает, что, осуждая творимые народом факты жестокости, грубости и т. п., я тем самым «чешу пятки буржуазии».
Выходка грубая, не умная, но – ничего иного от г.г. Зиновьевых и нельзя ждать. Однако он напрасно умолчал пред лицом рабочих, что, осуждая некоторые их действия, я постоянно говорю – что:
• рабочих развращают демагоги, подобные Зиновьеву;
• что бесшабашная демагогия большевизма, возбуждая тёмные инстинкты масс, ставит рабочую интеллигенцию в трагическое положение чужих людей в родной среде;
• и что советская политика – предательская политика по отношению к рабочему классу.
Вот о чем должен бы рассказать г. Зиновьев рабочим».
2 июня (20 мая) 1918 года Горький в статье отвечает тем, кто прислал ему «пачку юдофобских прокламаций», в которых, в частности, писали: «Арийская раса – тип положительный как в физическом, так и в нравственном отношении, иудеи – тип отрицательный, стоящий на низшей ступени человеческого развития. Если наша интеллигенция, наша «соль земли русской», поймёт это и уразумеет, то отбросит, как старую, негодную ветошь, затрёпанные фразы о равенстве иудеев с нами и о необходимости одинакового отношения как к этим париям человечества, так и к остальным людям».
Горький в ответ на эти «провокации» писал: «Прокламации, конечно, уделяют немало внимания таким евреям, как Зиновьев, Володарский и др. евреям, которые упрямо забывают, что их бестактности и глупости служат материалом для обвинительного акта против всех евреев вообще. Ну, что же! «В семье не без урода», – но не вся же семья состоит из уродов, и, конечно, есть тысячи евреев, которые ненавидят Володарских ненавистью, вероятно, столь же яростной, как и русские антисемиты» (Там же. С. 320, 365).