История Русской Церкви (1700–1917 гг.)

Когда митрополит Варлаам в январе 1700 г. направлял к патриарху Адриану посла по делам Киевской митрополии, то в числе сопровождавших был и игумен Стефан Яворский. Едва ли Стефан мог предполагать, что, покидая Киев, он только начинает свою карьеру, вступает на путь, который возведет его на головокружительную высоту, но окажется и столь тернист. Он не пробыл в Москве и нескольких недель, как благодаря неожиданному происшествию на него обратил внимание молодой царь. Случилось так, что как раз в это время умер один из ближайших сотрудников царя, боярин Шеин, и Петр пожелал, чтобы была произнесена подобающая надгробная речь, ему рекомендовали игумена Стефана Яворского из митрополичьего посольства. Сказанное Стефаном надгробное Слово, так же как и сам оратор, столь понравилось Петру, что уже через неделю–другую он обратился к патриарху Адриану, желая, чтобы Стефана поставили на какую–либо из епископских кафедр поближе к Москве. Однако Яворский вовсе не собирался становиться епископом, о чем можно заключить из письма патриарха к царю от 17 марта 1700 г., хотя в конце концов Стефану пришлось подчиниться воле Петра, и он был рукоположен в митрополита Рязанского и Муромского. Не вполне ясно, почему Стефан противился принятию епископского сана. Позднее он сам объяснял царю свою нерешительность тем, что во время болезни дал обет принять схиму и весь остаток жизни провести в монастыре и не хотел нарушать этого обета. Думается, правильнее предположить, что колебания и неуверенность, свойственные Стефану и позднее, когда он стал главой Русской Церкви, проистекали из его непостоянства и слабохарактерности. Будь Стефан решительней и энергичней, будь он в состоянии прямо и открыто объясниться с Петром, который ценил эти качества, то, возможно, и действия Петра в церковной области были бы иными, и Стефан стал бы настоящим сподвижником царя. Но именно отсутствие названных качеств помешало Стефану сблизиться с Петром, более того — сделало его скрытым противником царя. Отношения их с каждым годом ухудшались, что отрицательно влияло на весь ход церковных дел [152].

Вскоре после поставления Яворского в митрополита возникло дело Григория Талицкого, автора «тетрадей», по своему содержанию близких к писаниям старообрядцев. В «тетрадях» этих, по утверждению свидетеля, имелись различного рода неподобающие высказывания о царе, которые и слушать нельзя. Талицкий в самом деле называл Петра антихристом, а Москву — Вавилоном. Он успел написать две «тетради»: 1) «О пришествии в мир антихриста и о летех создания мира до окончания света» и 2) «Врата». Арестованный Талицкий на допросе признал, что писал против царя «воровские» слова, в которых «запрещалось народу слушать Петра и платить подати». Он сказал также, что свои «тетради» «бросал в народ безденежно». На допросе выяснилось, что находившийся в Москве Тамбовский епископ Игнатий благоволил Талицкому и радовался, читая его «тетради». Князь Ромодановский, глава Преображенского приказа, пытал Талицкого, а Стефану было поручено поучить его и заставить покаяться в своем «воровстве». Талицкий сознался во всем и был сожжен на костре. С целью опровержения ходивших в народе слухов о явлении антихриста Стефан некоторое время спустя написал сочинение, вышедшее из печати в 1703 г. под названием «Знамения пришествия антихристова и кончины века» [153]. Участие Стефана в следствии и быстрое признание Талицкого усилили симпатию царя к Яворскому, и 16 декабря 1700 г. Стефан был назначен местоблюстителем патриаршего престола.

б) Как уже говорилось, полномочия Стефана в области церковного управления были меньше патриарших. Но даже и здесь он на каждом шагу, и со временем все больше, ощущал вмешательство государственной власти. В его обязанности как местоблюстителя входило попечение о замещении епископских кафедр. За время его местоблюстительства многие кафедры оказались заняты малороссами, во–первых, потому, что Стефан знал, как Петр ценил их ученость, а во–вторых, потому, что и самому ему по собственному опыту была известна разница между великорусскими и малороссийскими архиереями [154]. Петр назначил Стефана также протектором московской Славяно–греко–латинской Академии, где тот ввел в число предметов латынь, а к преподаванию привлек ученых из Киева. Среди них был и ставший впоследствии архиепископом Феофилакт Лопатинский, который получил пост префекта (1706–1722) и принадлежал к самым искренним почитателям и приверженцам Стефана.