История с географией

Со своей стороны, я отправилась в оценочную комиссию с просьбой разрешить перевод долга на небольшое урочище Борок в сорок три десятины, закупленное щавровцами. Кстати, показала и готовый план Гуты на четыреста десятин в полосках, раскрашенных во все цвета радуги с пропусками для старообрядческих полос. Думается, что подобного плана в банках никогда и не видывали. Цветков, председатель оценочной комиссии, увидя эту отчаянную чересполосицу, довольно свирепо заметил, что по уставу банка ссуда на чересполосицу не переводится, так же, как и на подобные урочища, как Борок: «кусочков не любят». За Гуту же определенно потребуется двадцать тысяч погашения.

«Начинается», – подумала я, содрогаясь и, свернув свои планы, поехала за советом к другу Лели, известному присяжному поверенному Н. Д. Кузнецову. Он был уже давно в курсе наших дел, прошлой весной о недохвате с ним говорил и Леля, и Бернович. Теперь я сообщила ему ужас моего положения: все запродано. Купчие назначены на пятнадцатое декабря, но так как имение состоит из кусочков и чересполосицы, то перевода ссуды не может быть, а денег на погашение негде нам, конечно, взять. С досадой я хочу заявить банку о фальшивой экспликации, о недохвате трехсот пятидесяти десятин.

Николай Дмитриевич решительно восстал против намерения заявить банку о недохвате. Он находил, что нужно наказать банк, не доплатить ему, а главное, молчать, молчать, прежде всего, и молча переводить ссуды на покупателей до тех пор, пока хватит земли, а тогда предоставить банку разыскать недостающее. Все это было хорошо в теории, но я же слышала своими ушами требования погасить двадцать тысяч за Гуту. Где же взять денег на погашение? Значит, все были правы и без угроз Берновича, что все заготовленные купчие, за которые мы уже получили задатки, не будут утверждены! На это Кузнецов не мог дать ответа, он только слышать не хотел о заявлении банку про недохват. «Это наивное отношение к банку было бы ниже всякой критики, – говорил он, – банк должен понять свою вину, допустив такую ошибку в экспликации своего плана. Он должен вам сделать скидку не менее пятнадцати тысяч». Вероятно, Кузнецов был прав. Выцарапать у банка эти пятнадцать тысяч во избежание суда и огласки для банка, быть может, было бы и возможно, но он не рассчитывал на мой несчастный нетерпеливый характер. Пока суд да дело, как ответим мы нашим покупателям пятнадцатого декабря? Да, пятнадцать тысяч нас не выручат. Надо восемьдесят тысяч. Кузнецов разводил руками.

Через день я вновь была в Московском банке. Вячеслав ликовал. Волковыский участок был в сплошном куске, без чересполосицы, и банк без затруднения переводил на четыреста девяносто девять десятин требуемые шестнадцать тысяч. Вячеслав с победоносным видом прибежал с резолюцией банка в зал. Я не верила глазам. «Видишь, видишь!» – говорил он. Мы стали вместе перечитывать бумагу и замерли: в приписке внизу стояло: «если там нет чиншевиков». Это в Волковыском-то?!

Этим было все сказано. Не утверждал ли то же Витя? «Убедился? – сердито заметила я. – А сколько споров и ссор было из-за этого в Щаврах! Сколько крови ты испортил Вите!» Вячеслав так и присел. Но кровь мне бросилась в голову, требовалось сорвать досаду. Не слушая просьб и убеждений Вечи, я прошла в кабинет князя Щербатова, члена правления, и без предисловий, но очень сдержанно, заявила ему, что в плане банка, по которому мы купили Щавры, фальшивая экспликация, и у нас не хватает триста пятьдесят десятин. Это нисколько, по-видимому, не поразило князя Щербатова. Он очень спокойно на это ответил, что в банке считаются только со свидетельством старшего нотариуса. А могилевский старший нотариус заверил наличность того количества земли, которое указано на плане.

– Да, но это только на бумаге, а земли-то нет.

– Мы не имеем права не верить свидетельству старшего нотариуса, – довольно сухо возразил Щербатов.