История с географией

Вчера меня сильно расстроила статья Меньшикова об Академии. С начала до конца в ней ложь! Начать с того, что Ольденбург православный, сын генерала, внук военного, выходца из Германии. Рассылал билеты не он, а комитет из трех лиц: его, Соболевского и меня. Три четверти приглашенных – большие чиновники, члены Думы и Государственного Совета, профессора. Небольшую часть билетов мы послали начальникам высших учебных заведений (по десять-пятнадцать на заведение). Скандала никакого не было. Прошло все отлично. Но, действительно, раза два-три раздалось весьма, впрочем, умеренное шиканье: 1) когда вышли депутаты совета медицинского института, «правые» члены думы, сидевшие в первых рядах, начали шикать; 2) когда вышли депутаты национального союза и союза русского народа, шикала с хоров молодежь. Лучшим доказательством, что все прошло хорошо, может быть то, что Великий Князь после заседания горячо благодарил Ольденбурга. После прочтения высочайшей телеграммы Ольденбург спросил Великого Князя, не потребовать ли гимна, но Великий Князь сказал, что инициатива должна идти от публики. Прочти, пожалуйста, все это Тете. Когда такие господа, как Меньшиков и К° начинают говорить о знакомом, близком нам деле, ясно, на какую они способны ложь и клевету. Ждем известия о приезде Тети и Оленьки».

27 ноября: «Вполне одобряю продажу Щавров. Не знаю только, насколько ты продешевила. Но все вернется на приобретенной вами таким образом одной пятой прибыли по Сарнам. Если Соукун действительно порядочный человек, он с успехом заменит Кулицкого. Как выделить одну треть имения в настоящее время Шолковскому, я себе не представляю. Понимаю, разделаться с ним только так, что уплатить ему пятьдесят тысяч и сверх того тысяч двадцать-двадцать пять, это обременить себя новым долгом в двадцать-двадцать пять тысяч, что, думаю, не опасно. Впрочем, ясно, что Шолковский на это не пойдет. Знает ли он о вашей сделке с Кулицким? Кулицкий на январском договоре должен сделать надпись, что уступает вам взамен того-то свои права на двадцать процентов и отказывается от всякого участия в деле».

Глава 33. Декабрь 1911. «Ни за что!»

Леля, всегда столь осторожный и, как говорится, «сумнительный» одобрял наш проект отвязаться с помощью Щавров от Кулицкого! Витя же все еще колебался: как выбросить двадцать тысяч Кулицкому? За что ему такое благодеяние? А как же в июле выплатить двадцать тысяч Филатовым? Какая там прибыль? И гроша прибыли не будет, только бы удержаться в Сарнах! Но во мне глубоко засела решимость отделаться от этого фокусника, который мешал нам спокойно работать! Кончался ноябрь. Витя уехал на съезд в Дубно; Кулицкий донимал меня своими расходами на корреспонденцию. Он посылал во все концы мира длинные, подробные телеграммы с предложением устраивать в Сарнах всевозможные фабрики и заводы.

Все это, конечно, был один пуф, зуд воображенья, который дразнил его картинами внезапного, бешеного заработка. Это состояние, привычное игроку, ибо он им был, хотя карт в руки не брал с тех пор как взялся за Сарны: двести рублей в месяц его не удовлетворяло. И что же он за них теперь делал? Ежедневно гонял пару лошадей на вокзал к поездам и перехватывал проезжих жидков-комиссионеров, чтобы быть в курсе дел и купли-продажи, уверял он: словом, болтался на бирже, после чего по вечерам строчил свои телеграммы чуть ли не в Австралию. Но вот один из таких клиентов его на вокзале счел нужным его хорошенько угостить. На свою беду, с поездом из отпуска возвращался сарновский мировой судья, кажется, давно не плативший за экономическую квартиру в поселке. Кулицкий на заводе подлетел к нему и, заявив на это претензию, устроил ему скандал и уже грозил его избить, когда перепуганный судья, очертя голову, с испуга, бросился в первый отходивший поезд и уехал обратно, откуда приехал, после чего от нервного потрясения даже заболел.