История с географией

Вечером после обеда начинались беседы о Сарнах и сводились счеты. Шесть тысяч, вложенные нами в членские взносы при заемах в взаимных кредитах, были сняты с наших счетов (хотя этот заем делался для общего дела) и тогда сумма, вложенная нами в Сарны, стала ровняться всего ста тысячам; к вложенным же Шолковским было добавлено двадцать тысяч на довольно неопределенные накладные расходы по хлопотам с закладной, поездкам, телеграммам и пр., и его взнос, по правде, с большой натяжкой, был доведен до пятидесяти тысяч. Таким образом, из внесенных за Сарны ста пятидесяти тысяч, одна треть была внесена Шолковским, а две трети нами. Все это было зафиксировано в книге Кулицкого и подписано нами.

Одновременно Кулицкий поднял вопрос и о своем выделе. Теперь, на зиму глядя и после продажи леса, ему, в сущности, нечего было и делать в Сарнах, в особенности под строгим наблюдением Вити, и, главное, не было предлогов вырывать у нас деньги на суточные и поездки. Для такого игрока это было смерти подобно. Поэтому он задумал продавать свои права, которые, повторяю, состояли из одной пятой будущей прибыли, и двести рублей жалования в месяц до окончания ликвидации. Нас это очень смутило. Каков бы ни был Кулицкий, но мы уже его знали, и он морально имел-таки какие-то права, но мало ли кого он мог посадить нам на шею, охотника до двухсот рублей жалования за ничто! Поэтому мы были очень рады, узнав, что Кулицкий с этим предложением вертится пока только вокруг Фомича.

Скупой и осторожный Фомич, хотя и мечтал остаться в Сарнах (его миссия была закончена, и ему предстояло возвращаться караулить Щавры), не решался рисковать своими кровными десятью тысячами ради призрачной доли прибыли, которой он, понятно, совсем не верил. Это очень огорчало Кулицкого, он буквально кусал себе локти и, как голодный шакал, бродил вокруг нас, пытаясь сорвать с нас еще что-нибудь. Миражи внезапной наживы не оставляли его. Он писал во все концы, то разыскивая закладную для Шолковского, то разных фабрикантов и предпринимателей. Нам оставалось только держать ухо вострó, чтобы не поддаться никаким его проектам. Кассу и запись мы с Витей вели сами, Соукун крепко держал бразды правления в хозяйстве, и гипнотизер ни с какой стороны не мог подъехать к пирогу.

Соукун оказался милейшим стариком, насквозь видевшим Кулицкого, и заходил к нам каждый вечер с докладом. Витя, проводив Фомича в Щавры, теперь особенно любил беседовать со старым чехом. Было тепло, хорошо у нас в большом, хотя и низком доме. И Тетушка, и сестра были в восторге от Сарн. В письмах Тетушки к брату высказывается это удовлетворение, и не только ей нравилась усадьба и все имение, а и радовало, что мы в этот раз не стали жертвой обмана, вопреки страшной репутации Кулицкого. К этому времени в доме была готова ванна и все удобства, прибыли из Петербурга мои ящики с посудой и библиотекой, так что Тетушка с сестрой опять читали запоем, и сестра только жаловалась на «невообразимое количество коров». Последнее вызывалось тем, что коровы, благодаря теплой погоде, все еще выгонялись на пастбище и прогонялись иногда близ дома, что приводило сестру в ужас, а красота кровных симменталок нисколько ей не нравилась.

Одно, с чем нельзя было мириться, это было неопределенное состояние Вити. Он мотался между Сарнами и Луцком! Так не могло продолжаться. Это было допустимо, пока мы надеялись на обмен в Ковеле, потом в Ровно, но когда Трегубов и Андро отказались от перевода в Луцк, пришлось серьезнее отнестись к вопросу о службе Вити, жить в Луцке в одиночестве он решительно не мог, а в Сарнах его присутствие было так необходимо во всех отношениях, уж не говоря о том педантизме, отличавшем его и на службе, с которым он вел отчетность имения, счета, а сроки процентам и долгам требовали такую сложную бухгалтерию и «перекладочку», с которыми мне бы не справиться одной. Поэтому все упорнее стало думаться, отчего бы Вите не отказаться от службы совсем? Он сам не раз мечтал бросить службу, всецело отдаться делам, в которых была заинтересована вся семья наша, и жить неразлучно нам в Сарнах. Чего же могло быть лучше? Сама судьба как бы подвинула это дело. В Михайлов день совершенно неожиданно приехал к нам Ситкевич. Витя тоже в этот день приехал из Луцка.

Ситкевич от имени Шидловского заявил, что купчую первого декабря на Щавры он писать не может и просит четыре тысячи задатка обратно, т. е. что мы ему тщетно предлагали в июле. Витя напомнил Ситкевичу наше категорическое предупреждение, что, если Шидловский доведет дело до зимы, то задатка своего не получит; почему же он счел возможным не считаться с нашими словами? Витя перечислял ему наши расходы в Щаврах с первого июня по первое декабря, содержание администрации, караула, проценты банку, налоги, проданный Корветто урожай и перспектива, во всяком случае, до весны не продать Щавров под снегом! Ситкевич все это слышал от нас не в первый раз, но настойчиво просил выручить Шидловского, ибо ему нужны деньги на свадьбу.