История с географией

Мы оба поехали верхом по Докшицкой аллее, под тенью вековых берез за будущими солдатами! Наши работники и наши лошади тоже уезжали… Мы обещаем не забывать их семьи, хранить их очаг и в случае беды заботиться о сиротах. Но сотни других семей просили о помощи и спасении. Мы немедленно организовали комитет помощи всем нуждающимся семьям, оставшимся без кормильцев и сыновей. Мой муж был избран главой этого общества. И мы приступили к работе с энтузиазмом. Немногочисленное общество городка, духовенство, учителя гимназий, нотариусы, служащие почты и акцизного бюро собирали пожертвования, организуя с этой целью концерты и спектакли.

Наши дела и наше хозяйство больше нас не занимали. Бедный старый садовник едва успел посадить землянику, как его отправили вглубь России. У него не было семьи, которая бы плакала по нему, но на нем было страшное преступление быть немцем, то есть нашим врагом, хотя он ни разу не был в Германии. Зато Фомич был арестован в Карлсбаде и его семья, оставшаяся при нас, оплакивала его так, как будто он уже отошел в мир иной.

К концу августа с фронта начали приходить скорбные вести. Два корпуса погибли в Пруссии. Их принесли в жертву ради спасения Франции и Бельгии. Народ не знал причины этой жертвы. Говорили о предательстве. Надежда, доверие, энтузиазм, сменилось недоверием. Только король Альберт[317], похоже, сиял как блистающая звезда на фоне мрачных окутавших всю Европу туч, вот-вот готовых разразиться громом.

В начале сентября муж был мобилизован как офицер запаса, и несмотря на свои сорок четыре года, он был вынужден вступить в чин корнета кавалерии, который получил в возрасте двадцати двух лет, но брак с Алиной вынудил покинуть военную службу. Я проводила его, не проронив ни одной слезы. Могла ли я осмелиться показать свою слабость? Тетушка с сестрой приехали поддержать меня в Глубокое. Сначала Виктор провел два месяца в Вильне, что крайне докучало ему. Он тоже хотел сражаться с немцами, и праздная жизнь в абсолютном бездействии в Вильне приводила его в отчаяние. Когда я приезжала его навещать, он очень жаловался и нисколько не был рад проводить вечера в кино или в доме Шванебаха, где он виделся со своей родней: Кехли и их свояки, Эксе-Маврос и другие. Он был почти удовлетворен, когда в ноябре его переправили в Польшу.

Его первые письма из Спалы и Скерневице были полны новых впечатлений. Виктора назначили командиром милицейского войска. У него появились обязанности, дела. Свободное время он проводил с друзьями, которые жили вместе с ним во дворце в Скерневице.

Глава 49. Немцы наступают

Я могла быть почти спокойна за моего бедного мужа, но три месяца с начала войны прошли, а победа над немцами все еще не была одержана! Захват Бельгии, пожар в Левене (мой брат был вне себя, узнав, что известная знаменитая Левенская библиотека разорена), бомбардировка Реймса, это были потери и неизгладимые воспоминании. А потом наступила холодная и дождливая зима. Тысячи наших защитников были в грязи, без крова, под снегом и дождем. Господи, когда же наступит день и час, когда можно будет все забыть, простить и радоваться жизни.

В декабре Скерневице пришлось эвакуировать. Витя был переведен под Варшаву. Его письма еще были полны оптимизма, но служба становилась все тяжелей. Весь день в седле, несмотря на холод, он был уже счастлив, если мог провести ночь в какой-нибудь еврейской лавочке. Что до меня, то я переживала за Витю ужасно. На фоне этой ужасной катастрофы и кошмара, которому не было названия, я все время дрожала от страха, что он погибнет, и клянусь, что любила его как в первый день после свадьбы и даже сильней.

В январе 1915 года я ездила к нему в Варшаву, и он тоже приезжал верхом из Надажина. Я никогда не забуду атмосферу, царившую тогда в Варшаве. Мы встретили тогда там много друзей и знакомых. Среди прочих был племянник моего мужа Глеб, тогда пациент госпиталя, а также кузен моего мужа Кехли, адъютант князя Туманова со своей молодой женой и многие другие. Больше всего в этой роскошной жизни в Варшаве шокировал ее контраст с поражениями и бедствиями на фронте. Похоже, все старались забыться в этой суете, это было единственным способом стереть из памяти все ужасы и мрак войны.

Макар был против моего отъезда в Варшаву. Он вообразил себе, что Витя хотел бы, чтобы тот поехал меня сопровождать, но муж поспешил ему отправить телеграмму и успокоить, так как появление Макара в Варшаве порядком напугало его. Макар стал цербером с тех пор, как уезжая, муж доверил ему имение и меня, потому что Фомич еще не вернулся. Этому крупному мужчине повезло, может быть, из-за его огромной седой бороды, что его выслали из Карлсбада, но ему предстояло сделать огромный путь через всю Румынию, чтобы вернуться в Россию.