История с географией

Настоятельница рассказала нам всю эту историю, показала прекрасную церковь с известным образом Девы Марии, которая была частью убранства католического храма и которую, по всей видимости, привезли из Италии. Матушка показала нам монахинь, их кельи, прекрасное хозяйство, школу во главе с ее племянницей Раисой, молодой, жизнерадостной и хорошенькой девушкой, что не помешало ей, однако, постричься в монахини. Наше внимание привлекло место, которое поразило Наполеона и архиепископа: вершина холма, окруженного каменной стеной и увенчанного парком из вековых лип, отсюда было видно огромное переливающееся на солнце озеро с тенистыми елями по берегам. А вдали, на противоположном от белого дома берегу второго озера, возвышалась колокольня монастыря кармелиток. Там было очень красиво.

Проведя пять дней в Глубоком, мы возвращались по узким улочкам городка и задались вопросом, а не было ли это именно то, что нам было нужно: великолепное место, чудесная атмосфера. Управляющему было невероятно скучно, но умиротворение царило повсюду и отражалось во всех озерах. Спокойная обстановка вдохновляла на труд. Прислуга в имении, крестьяне в прилежащих деревнях, полуполяки католики, полубелорусы православные, похоже, жили в большой дружбе между собой, ни на что не жаловались, как в других местах. Местечковые евреи – там их было несколько тысяч – много торговали и, похоже, тоже были вполне удовлетворены. Гуси из Глубокого были хорошо известны в Страсбурге, не говоря уже о свиньях и лошадях, а также зерне, так как «плодородные равнины Глубокого» родили очень ценную пшеницу.

– Все было просто великолепно, не говоря уже о винокуренном заводе, приносившем восемнадцать тысяч постоянного годового дохода, – говорил Виктор. – «Только» двести пятьдесят тысяч – это дороговато, – добавлял он.

– Да, слишком дорого, – повторила я машинально, опершись на подоконник в вагончике, который навсегда увозил нас далеко-далеко от Глубокого.

– Это недорого, сударыня, – перебил нас Гордон, старый еврей, торговец лошадьми, который стоял под окнами вагона и разговаривал с нами об имении. У него были густые седые кудри и большие светлые глаза навыкате, решительный и энергичный вид, он привлек наше внимание, и мой муж, любитель завести разговор, засыпал его вопросами.

– Это не дорого, сударыня, покупайте обязательно, вы никогда не пожалеете! – кричал он нам убедительным голосом, тогда как поезд уносил нас уже далеко от озер, винокурни, плодородных полей и белого дома с управляющим, умирающим от скуки.

Последний покачал нам головой на перроне, он так и не верил в то, что мы купим, как и в то, что генерал когда-либо продаст имение. Он питал тщетную надежду уехать из этой дыры, которая порядком ему надоела.

Под предлогом того, что сумма в двести пятьдесят тысяч была для нас слишком большой, мы отказались от Глубокого и продолжили наше путешествие по Волыни. Но в Волыни мы не находим ничего подходящего, ничего, кроме имений с «комбинациями», тогда как мы хотим трудиться, а не комбинировать.

Еще три осенних месяца мы провели без сна и отдыха. Мы посетили все стóящие места и все, что продавалось именно в западных губерниях, может из-за добрых воспоминаний, а может не могли забыть засуху и голод, с которыми мы в юности столкнулись с сестрой в восточных губерниях.

В октябре мы с мужем вернулись обезнадеженные к родне в Петербург и решили успокоиться до следующей весны. Но у Виктора не было работы и не было никакого занятия, а с его живостью и энергией проводить время, ходя по гостям и наслаждаясь театром, невозможно. Он собирался поехать в этот раз в Киев один посмотреть какое-то небольшое имение, которое нам расхвалили, и взял билет на вечерний поезд на Ровно. За четверть часа до отъезда пришла телеграмма из Вильны, в которой говорилось, что генерал согласен уступить Глубокое и просит нас о встрече.

– Я поеду в Ровно через Вильну, – сказал муж, – между двумя поездами я заеду к генералу, и мы просто поболтаем, не принимая пока решения.

Несколько дней спустя муж умолял меня приехать к нему в Вильну. Он убеждал меня в том, что Глубокое самое милое имение, так как имение в Киеве совсем бы мне не понравилось, и что он согласен с тем, что Глубокое неудачно расположено. Действительно, путь из Свенцян утомителен, но в четырнадцати километрах от Глубокого есть Крулевщина, еще одна железнодорожная станция, на этот раз на магистральной линии Седлец – Бологое.

При наличии лошадей несложно проделать путь в четырнадцать километров. Винокурня? Но спирт из Глубокого чаще всего отправляли в Англию для изготовления алкоголя или взрывчатки, а не для того, чтобы травить и губить местное население.