Круг наших друзей и родственников был обширен, и нам приходилось жить на широкую ногу. Это было хлопотно и дорого, поскольку все воспринимали нас как людей, которым Господь ниспослал огромные возможности, чтобы специально отгонять все затруднения, от которых они устали.
Ох, вздыхала я, если бы только мы смогли найти ту жемчужину, которая сможет заменить нам Сарны, и мы сможем не только тратить деньги, но и зарабатывать их.
Особенно по праздникам у нас была целая лавина гостей. Иногда наведывалась веселая ватага мальчишек, племянников моего мужа, с Димой во главе. Дима уже не был больше тем ребенком в полотняной рубашке, что летом в Сарнах. Он стал молодым юношей, высоким и стройным, в военной форме, которая шла ему несказанно. Дима старался демонстрировать изысканные манеры, говорил по-французски, с честью выполнял все указания матери, которая хотела видеть его хорошо воспитанным. Дима всегда приходил к нам со своим кузеном Глебом, пажем, сыном Елены, сестры моего мужа, и с ним четверо младших кадетов из военной школы Дмитрия, брата мужа.
Все мальчики были живые и веселые. Дима казался самым серьезным и самым скромным из них. Игры и болтовня всех мальчишек от восьми да тринадцати (единственный Глеб был старше), признаюсь, интересовали меня мало, и единственной моей заботой было, чтобы они были накормлены и довольны. Но я никогда не интересовалась, что происходило в глубине души даже тех из них, кто должны бы были меня интересовать. К тому же Дима был настолько сдержан и скрытен, что с моей стороны это был бы напрасный труд.
Похоже, что Алина не испытывала ко мне враждебности. И я верила в это, так как она казалось довольной своей судьбой. Но мы предпочитали не видеться, и в течение двух последующих зим в Петербурге мне не удавалось узнать никакие подробности о личной жизни моего пасынка, который продолжал учиться в военном корпусе и жить с матерью, несмотря на несогласие отца. Только Алина больше никогда не жаловалась и продолжала считать сына абсолютно безупречным.
Было ли это правдой? Судя по тому, как его отец избегал теперь разговоров об этом, я думаю, что должна быть некоторая тайна или страх, что отец или его родня отнимут ребенка еще раз. Алина скрывала, что он не изменился до такой степени? Что он по-прежнему нервный, капризный, вольный и не способен контролировать приступы злости? Я ничего не знала, так как даже самые близкие родственники Алины не были в курсе того, что происходило в маленькой квартире на Каменноостровском проспекте, где жили все трое – Алина, тетя Ива и Дима. Случалось только время от времени, что Дима оставался дома в постели и не ходил в корпус. Приглашали пожилого доктора, старинного друга, который прописывал успокоительный травяной чай, считая, что это было от нервов. «Малыш болен», – говорили в доме, ходя на цыпочках. Алина начинала волноваться, тревожиться и дрожать от страха до такой степени, что сама заболевала. Она носила малышу сладости и глаз с него не сводила. Ива тоже не отходила от малыша ни на шаг и целый день с ним сидела, ухаживала за ним и штопала его порванное белье. Рвал ли он его снова и по какому поводу, больше никто не знал. Все тщательно скрывалось даже от родственников Алины. Все это было от материнского героизма.
Позднее, гораздо позднее, мне рассказывали, что Алина продолжала готовить уроки с Димой, хотя отец предоставил ему репетитора, и что бедная женщина дрожала каждый раз от страха, что оценка учителя не слишком польстит самолюбию мальчика, ставшего очень честолюбивым. Он начинал браниться, кричать и рвать одежду. Все как раньше. Меж тем милому мальчику исполнилось шестнадцать, а Алина продолжала его обхаживать как в раннем детстве. Она всегда сама его одевала и прибирала волосы. Это было крайне трогательно, но очень далеко от советов Бехтерева. И если школа старалась сделать из него мужчину, то мать – капризного и избалованного ребенка. Все продолжалось, как было в колыбели в Сарате.
Глава 47. Глубокое
Меж тем жемчужина нашлась. В течение всего лета 1913 года у нас не было ни дня отдыха. Наши бедные агенты не на шутку взялись за поиски. Как только нам сообщили, что жемчужина найдена, мы спешно выехали, но нас ждало разочарование. Ничто даже отдаленно не напоминало Сарны. Список сельских владений, выставленных на продажу, был у нас в руках, мы без конца, день и ночь, изучали его сами, разъезжали как коммивояжеры, осматривая владения и пытаясь соотнести выгоду и привлекательность. Последнее нам казалось наиболее важным. Жить в неприятном доме или месте было бы для нас наказанием судьбы. Но все, что мы видели до того, совершенно нам не подходило.