История с географией

Зимой руководство Красного Креста перевезли в Полоцк. Штаб первой армии был перемещен и уехал в Дисну. Все пристройки были отданы под конюшни и лазарет, а в доме расположилась столовая Красного Креста, которой занималась госпожа Боголюбова, сестра милосердия, дама в возрасте, но полная энергии, и ее товарищ граф Бжезецкий. У них был целый штат, да и сестры милосердия приходили им помогать. В нашей бывшей гостиной был устроен дортуар. Еду, которую готовили на нашей кухне, увозили на санях на станцию. Два вагона напротив многострадального разрушенного вокзала служили столовой, и офицеры по пути на фронт или с фронта могли вкусно поесть или выпить чаю на сгоревшей станции.

Видеть всех за работой доставляло истинное удовольствие, и я должна признаться, что многое отдала бы, чтобы променять светскую жизнь гостиницы «Париж», которую я по-прежнему ненавидела, на жизнь в Глубоком. Там я бы занималась делом и приносила бы пользу. Но муж не мог покинуть должность и не хотел даже слушать о моих намерениях. Он даже дважды снаряжал в Глубокое экспресс-поезд, чтобы отправить меня туда, как гимназистку на каникулы. И из-за того, что Витя был очень занят и окружен большим количеством людей, и я бы добавила, купался в признании, он прекрасно обходился без меня. Бесконечные визиты, полдники и ужины в Петербурге порядком мне наскучили, а в Глубоком я была счастлива, что могла чудесным зимним днем поехать на санях на станцию (Макар в итоге купил пару лошадей, которым требовались экзерсисы) встречать составы с фронта. На фронте все было спокойно, царило абсолютное затишье, и тем не менее каждый день привозили больных и раненых. Надо было видеть, как сестры милосердия, зачастую совсем девочки, привычно вскакивали в вагон, чтобы отнести ужин, хлеб и т. д. Никого никогда не обделяли в столовой, солдаты уходили хорошо подкрепившись и при табаке. Неудивительно, что мужу так сложно было вернуть меня в лоно семьи.

Глава 54. Третье сентября

Я вернулась в лоно семьи первого марта экспресс-поездом, который послал за мной муж, известив меня, что вернулась его невестка Елена из Галиции и нашла нам замечательную квартиру с обстановкой на Мойке. Это все меняло. Я больше не буду чувствовать себя, как на мельнице, приходя домой. И потом тетя Кехли уже не будет в двух шагах от нас, и она не сможет заходить по пять раз на дню именно тогда, когда меньше всего этого хочется.

Тетя Полина, кузина моей покойной свекрови, была очень приятная и обходительная, но когда она начинала о чем-нибудь разглагольствовать с невероятным апломбом, требовалось огромное терпение, чтобы слушать ее. И я не слишком-то радовалась ее расположению, поскольку однажды чуть с ума не сошла, слушая, как она в деталях описывала роскошные туалеты, которые носили сорок лет назад элегантные дамы высшего света, с которыми она общалась. Я ее перебила, выказав крайнее нетерпение: «Я их не знала и не видела этих дам, что мне с того, сколько воланов было на их юбках и локонов на парике?» Это было слишком неуместно. И я это прочувствовала, особенно когда «не видела, не знала» стало частенько повторяться в нашем кругу.

В общем, я была неимоверно счастлива, что мы съезжаем из гостиницы и будем жить в очаровательной квартире, которую нам нашла тетя Елена. Квартира находилась на втором этаже и имела хорошее расположение. Все пять комнат были уже обставлены. Елена, все еще полная энергии, помогла нам обустроиться и больше месяца прожила с нами. Казалось, мы заново начинаем семейную жизнь после развода. Разводом мне показались четыре месяца в гостинице «Париж». И поэтому три весенних месяца на Мойке, 14 мы провели как молодожены.

Только в июне 1916 года мужу пришлось ехать на фронт по делам комитета, а я отправилась в Глубокое с большим другом нашей семьи господином Жешовцом, польским домовладельцем, имение которого находилось в соседнем уезде. Мы ждали возвращения мужа с фронта в Глубоком. Витя приехал на машине. Он был очень занят своими делами. К нему приезжали со всех сторон, но нам все же удалось провести десять счастливых дней вдвоем в белом доме. Мы занимались столовой Красного Креста. С нами была еще госпожа Боголюбова. К концу июня мужа вызвали в Петербург принять участие в различных конференциях. Я решила провести время со своей родней, поскольку разлука с ними всегда была для меня пыткой. Мы отправились в путь по новой железной дороге, построенной зимой до Сеславино, и, доехав до Полоцка, расстались.

Сколько раз нам приходилось это делать, но в этот раз у нас обоих глаза были на мокром месте. Нам было до слез грустно расставаться. «Ну-ну, через две недели я вернусь в Петербург. Не стоит расстраиваться. Да и мои не станут настаивать, чтобы я оставляла тебя больше, чем на две недели», – пыталась я утешить моего любимого мужа, хотя нам обоим было грустно. И даже по приезде в Саратов, возвращаясь в родовое имение, к родным, которых я всех очень люблю, все-таки странное чувство по-прежнему щемило мне сердце.