Макар претерпевал трудности со своими работниками, которые однозначно хотели организовать рабочий комитет, самостоятельно выбрать главу, отставив Макара в сторону. Теперь он чувствовал себя спокойнее. Рабочий комитет был забыт. Все вернулось на круги своя. Ничто не радовало Макара, и особенно враги, которые попытались бы перерезать ему глотку, как он себе это представлял. В городе тоже все постепенно успокоилось, и лесник Петуш привез нам в Академию целый запас продовольствия, а также известия от Макара, что все было в порядке. Но это продлилось только до конца января 1918 года, когда прошел слух, что немцы, которые все еще сидели в окопах под Поставами, устав от мороза, наверное, приняли решение прийти погреться в Глубокое. Тогда крестьяне, заслышав об этом, решили, что будет хорошо продемонстрировать свой патриотизм. Сдать имение немцам? Нет. Враг ничего не получит. Лучше пусть достанется все нам, а не врагу.
Это было решение Назимова или Растопчина, но только наполовину, так как они, лишив врага трофея, ничего не оставили и себе, тогда как отважные жители деревни были гораздо практичнее и предпочли воспользоваться чужим добром, а не разрушить или поджечь его. Только обитатели городка и особенно евреи взбунтовались. Как это!? Уступить крестьянам имение, благодаря которому они жили!? Но это ж их имение, и они не уступят его крестьянам, собравшимся унести все, вплоть до последнего кирпичика.
Они обратились к властям за поддержкой и пригнали даже армию и пушки. И когда одним прекрасным солнечным зимним днем толпа из нескольких сотен крестьян пришла к нам на двор, как на веселый пикник с женами и котомками за плечами, в которые они планировали сложить добро, город отправил военных предупредить их, что в ход пойдут пушки, если только они лишь осмелятся что-нибудь тронуть. Добрые люди оставались в нерешительности, задаваясь вопросом, что делать, так как пушки нацелились с другого берега реки. Время тянулось, терпение терялось. Может быть, потому что они не были уверены в своих действиях. Отправили за членами совета. А мятежники, которые находились в нескольких верстах, чтобы убедиться, что у них есть право разрушить постройки имения, танцевали и прыгали на снегу, чтобы согреться, и смотрели вдаль, выжидая возвращения гонцов. И вот на аллее, ведущей на вокзал, неожиданно появились пять-шесть велосипедистов в сопровождении немецкого дозора. Они неторопливо шли на разведку. Но при виде их, толпа пришла в такой ужас, что, забыв о своих мешках и не взятом добре, бросились к озеру бегом по льду к своим деревням. Дозор стоял в изумлении на пороге белого дома в пустынном дворе. Только Макар и кучеры, которые заперлись с лошадьми, отважно вышли им на встречу в ответ на их просьбу показать короткий путь к городу. Велосипедисты тоже притихли и смотрели во все стороны, изучая ситуацию и, по всей видимости, не веря своим глазам, шли по улице, которая вела к мэрии. Начальники и служащие, предупрежденные кем-то, ждали их на крыльце, держась совсем по-военному, если верить соседям. Поговорили, поиграли с телефоном, и в тот же вечер, без малейшего сопротивления, Глубокое было сдано немцам.
С какой-то стороны это было даже неплохо. Пушки затихли, аэропланы не бомбили больше, и больше не ждали чего-то страшного и ужасного, что угрожало в течение трех последних лет. Можно было вздохнуть, да и немцы оказались людьми, а не жестокими чудовищами. Общий язык был найден, и люди поняли друг друга. Макар нашел возможность отправить мне письмо, где сообщал, что я должна вернуться, поскольку стало возможно жить в Глубоком.
Но мое желание было трудно осуществить. Во-первых, я ни за что на свете не бросила бы моих дорогих людей. Мой опечаленный брат никак не мог забыть о пожаре и приехал с ними прекрасной апрельской ночью, которую я проводила в ожидании их приезда, сидя у окна моей комнаты в Академии Наук, которое выходило на Неву, и были видны Адмиралтейский шпиль и дворцы с другой стороны реки. Всю ночь вверх по Неве двигались большие корабли. Мы болтали до утра. Я перечитала послание Макара. Тетушка попросила отвезти ее в Глубокое. Моя сестра хотела того же. У нас будет молоко, кофе, и мы сможем договориться, чтобы поселиться в комнатах Фомича, и у нас будут деньги, так как наши подходили к концу. Наш отъезд был делом решенным. Но надо было получить разрешение на въезд в Германию, пересечь границу, на которой был на каждом шагу караул.
И вот когда лето пришло, мы не смогли получить это разрешение. Брат ездил навестить своих в Аткарск, Тетушка и Ольга пали духом и поселились на даче в Петергофе, окруженные заботой приехавших из Киева Ариадны и Елены.