— Здорово, старик! Только потише, а то могут услышать соседи.
— Здравствуй.
Похоже, арест весьма строгий.
— Значит, получил мое письмо?
Они вошли в комнату и сели в кресла.
— Ну да, потому и пришел.
Со швырянием горькой правды в лицо Рихо Пеэтер решил немного повременить. Разумнее было сначала выслушать, что
может сказать Рихо в свою защиту. И вообще Пеэтеру показалось, что бросать в лицо правду приглушенным голосом довольно неудобно.
— Марью сказала, что у тебя красная оспа.
Рихо кивнул.
— Так и есть.
— Не трепись! Против оспы делают прививки!
Рихо горько усмехнулся:
— Как раз мне и сделали. Ремнем.
— А-а-а,— протянул Пеэтер.
Наконец дело прояснилось. Известно, на каком месте бывает оспа от ремня.
— А я уже почти забыл, что такое ремень,— продолжал Рихо.— В последний раз меня выпороли, когда я учился, кажется, во втором классе...
— Было очень больно?
— А ты как думаешь? Обстоятельная прививочка! Я на часы, конечно, не смотрел, но... четверть часа или около того.
— Ого! — удивился Пеэтер.— Значит, действительно была солидная работа.
— Еще бы! — сказал Рихо и внимательно посмотрел на Пеэтера.— Я ведь и твою долю принял на себя.
— Мою?
— За платье. Ведь платье взял взаймы ты, разве не так? Но именно из-за платья и разгорелся весь сыр-бор.
Пеэтер искал слова. Как же так?.. Пришел, чтобы бросить в лицо Рихо тяжкие слова правды, и вдруг... Похоже, вместо того чтобы обвинять, придется защищаться.
— Но это же ты придумал взять платье,— сказал он наконец.— Я возражал, а ты настаивал.
Рихо засмеялся.
— Если я буду настаивать, чтобы ты прыгнул в колодец или полез в огонь, ты тогда тоже уступишь?
Пеэтер пыхтел. Какая подлость. Еще издевается...
— Каждый человек должен сам знать, что он делает,— сказал Рихо с умным видом. Он считал, что все ясно и говорить больше не о чем. Но он ошибся.
Пеэтер неожиданно вскочил с кресла и крикнул:
— А где ты бросил Мадиса?
Рихо тревожно посмотрел на Пеэтера.
— Ты не нервничай, это вредно для здоровья.
Пеэтер вспомнил, что он сам говорил Марью об опасности волнения при высоком кровяном давлении, и слова Рихо прозвучали для него насмешкой.
— Куда ты дел Мадиса? — крикнул он еще яростнее.
— Да не ори ты! — сказал Рихо совсем испуганно.
Он подошел к радиоприемнику и включил его громко, чтобы музыка заглушала голос Пеэтера. На время ареста Рихо было строжайше запрещено принимать гостей, и об этом были извещены соседи. Если сейчас Пеэтер не успокоится и будет продолжать орать, то шум легко могут услыхать за стеной, и тогда жди вечером новых объяснений с отцом.
— Ты просто удивительный человек,— заговорил Рихо тихо.— Я ведь ни в чем тебя не упрекал. И порку принял за тебя молча. Это, конечно, не значит, что я молчал, когда меня драли, но твоего имени я не назвал. Потому что настоящий друг ради дружбы может все вытерпеть. Дружба — великая вещь. Ты кричишь на меня, а я прошел ради тебя через огонь чистилища.
— Какого еще чистилища? — пробормотал Пеэтер.
Порыв его ярости внезапно утих. Действительно... Рихо казался по-своему прав. Каждую вещь можно видеть по-разному. Фактически Рихо уже понес наказание, суровое наказание.
— Мой старик называет порку «огнем чистилища»,— продолжал Рихо.— Он говорит, что она очищает душу. А на самом деле ничего не знает ни о душе, ни о воспитании детей. Он знает только свои автомобильные моторы. Но душа человеческая гораздо сложнее и чувствительнее любого мотора, честное слово. В радиопередаче для родителей это объясняли, один специалист объяснял. Он сам сказал, детей вообще нельзя наказывать телесно — порка может послужить причиной всевозможных душевных травм.
— Ого! — удивился Пеэтер.
— Душевная травма вроде душевной раны. Наказание телесное, а раны образуются в душе.
— Действительно интересно.
— Еще бы не интересно,— согласился Рихо.— А попробуй объясни это моему папаше! Он знай твердит, что я становлюсь хулиганом. А тот спец, там в радиопередаче, говорил, что телесное наказание может вызвать у ребенка упрямство и отчуждение от родителей, и такому ребенку гораздо легче стать хулиганом, чем тому, у которого дружеские и доверительные отношения с родителями.
— С чего это ты начал слушать передачи для родителей? — спросил Пеэтер.
Такие познания Рихо в области детского воспитания вызвали у него глубокое почтение.
— А что мне остается, целыми днями сиди и слушай радио,—сказал Рихо и вздохнул.— Сижу в одиночестве. Теперь,
когда ты пришел, мы могли бы, пожалуй, придумать кое-какое развлечение.
— Гм. Что, например?
— Ну... выйти хотя бы на немножко во двор. Даже в настоящей тюрьме бывает время прогулки, неужели я должен тут чахнуть, как какая-то спящая красавица?..