История с Живаго. Лара для господина Пастернака

Пусть на вахте обыщут нас начисто,
и в барак надзиратель пришел,
Мы под песню гармошки наплачемся
и накроем наш свадебный стол.

Женишок мой, бабеночка видная,

наливает мне в кружку «Тройной»,
вместо красной икры булку ситную
он намажет помадой губной.

Сам помадой губною не мажется

и походкой мужскою идет,
он совсем мне мужчиною кажется,
только вот борода не растет.

Девки бацают с дробью «цыганочку»,

бабы старые «горько!» кричат,
и рыдает одна лесбияночка
на руках незамужних девчат.

Эх, закурим махорочку бийскую,

девки заново выпить не прочь —
да, за горькую, да, за лесбийскую,
да, за первую брачную ночь!

В зоне сладостно мне и не маятно,

мужу вольному писем не шлю:
все равно никогда не узнает он,
что я Маруську Белову люблю!

В интернете я наткнулся на не самые лестные отзывы об Ольге Всеволодовне. На рассказ, будто ее просила другая заключенная передать какие-то вещи на зону, а она этого не сделала. Я могу допустить, что, может быть, так и было, представить себе ситуацию, когда человека выпускают на свободу, и тот, забывая обо всем, в первую очередь бежит к своим детям… Лично у меня было целых три случая, когда я взялся, но по тем или иным причинами, а честнее будет сказать, по природному «распиздяйству» не передал какие-то вещи и даже письмо, написанное для подруги в далекую Америку.

Кстати говоря, пока сижу и пишу эти строки, принял решение: свою миссию я все-таки выполню. Жаль, что поздновато.

Там же, в сети, я нашел книгу Бориса Мансурова, где опубликовано письмо Ирины Емельяновой, дочери Ольги Всеволодовны, обращенное к Евгению Борисовичу Пастернаку, первому сыну поэта. Почему вместо того, чтобы прийти к какому-то согласию с этой частью биографии Бориса Леонидовича, его родственники были настроены агрессивно? В своем письме Ирина в достаточно вежливой форме дает разъяснения, связанные с искаженными Евгением Борисовичем фактами истории отношений Ольги Всеволодовны и Пастернака. Вот, например, один неоспоримый факт: в своем цикле программ «Поговорим о странностях любви» Эльдар Рязанов приводит интервью Евгения Борисовича, где тот без стыда заявляет: «Возвращаясь от Ивинской, папочка принимал горячую ванну с мылом» … Вот строчки из письма:

«P. S. Иногда ваши «небезучастные» выпады ранят особенно больно.

Говорю о пошлом фильме Рязанова, где Вы, по-моему, позволили себе слишком много. Вам я тогда не написала, написала ему, но он мне высокомерно не ответил. Чтобы лишний раз себя не травмировать, прилагаю письмо к Рязанову, где есть место, касающееся ваших слов, за которые мне просто стыдно».

Я Ирину видел всего один раз в жизни, на похоронах Ольги Всеволодовны. Естественно, подходить с разговорами и знакомством было бы неуместно. Ирина взяла на себя миссию отгонять не только от имени своей матери, но и от имени великого поэта все грязные домыслы. И меня это успокаивает; ведь начитавшись в сетях всевозможных мнений, большинство из которых, мягко говоря, напоминают пасквили, мне было как-то не по себе.

Наверное, образ Лары существовал для Бориса Леонидовича еще до встречи с Ивинской. Как правило, писатель, наряду с характером, заранее рисует внешние черты своего главного героя. Про Ольгу Пастернак говорил: «Лара моей жизни».

Почему же Пастернак не оставил семью? Мне кажется, можно рассматривать несколько версий.

Если бы Борис Леонидович остался до конца с Ольгой, наверное, не было бы ее второго срока. Так или иначе, его репутация смогла бы как-то ее уберечь. Но… Все-таки главное то, что Ольга была не просто его возлюбленная, помощник и литературный секретарь, это, действительно, была его настоящая муза. А у муз – свое, особое, не бытовое место.

Все гонорары от западных изданий «Доктора Живаго» он завещал именно ей. Даже ваш покорный слуга успел попользоваться частичками этих гонораров. Настал момент, когда деньги за переиздание романа на Западе стали приходить официально в ВААП (Всероссийское Агентство Авторских Прав) – и Ольга Всеволодовна получала их законно – конечно же, за приличным вычетом в пользу государства. Потом эти деньги превращались в сертификаты, так называемые «чеки», и Митя мог покупать в «Березке» лучшие сигареты, фирменное пиво и первоклассную закусочку. Бывало, и мне кое-что перепадало. В основном, всякое заморское курево: «Marlboro», «Winston», «Camel»… В то время я еще покуривал.