История с Живаго. Лара для господина Пастернака

Еще мне представляется, что Пастернак не хотел травмировать главное семейство. Кроме Зинаиды Николаевны, у него было два абсолютно разных сына: Женя, от первого брака с Евгенией Лурье; и второй, уже их общий, Леонид, на которого в свое время Пастернак возлагал большие надежды.

Многим старым друзьям, с кем было прожито не одно десятилетие, Пастернак представлялся человеком, оберегающим традиционные семейные ценности. Среди таких друзей были и Анна Ахматова, и Галина Нейгауз, и Лидия Чуковская, и другие.

Незадолго до своей смерти Борис Леонидович вместе с официальной женой приехал в Тбилиси к Нино, вдове своего близкого друга, поэта Тициана Табидзе. Стоит тут отметить, что Грузия в его творчестве занимала особое место. На мой взгляд, лучшие переводы Бориса Леонидовича, не считая, конечно, Шекспира, – это стихи грузинских поэтов. Я люблю его знаменитый перевод стихотворения Николая Бараташвили, я даже чувствую его, как некое обращение к моей судьбе. Хотелось бы тут вспомнить, а молодому читателю дать шанс познакомиться с этими удивительными строками.

Цвет небесный, синий цвет,
Полюбил я с малых лет.
В детстве он мне означал
Синеву иных начал.

И теперь, когда достиг

Я вершины дней своих,
В жертву остальным цветам
Голубого не отдам.

Он прекрасен без прикрас.

Это цвет любимых глаз.
Это взгляд бездонный твой,
Напоенный синевой.

Это цвет моей мечты.

Это краска высоты.
В этот голубой раствор
Погружен земной простор.

Это легкий переход

В неизвестность от забот
И от плачущих родных
На похоронах моих.

Это синий негустой

Иней над моей плитой.
Это сизый зимний дым
Мглы над именем моим.

В какой-то момент я обратился к этим стихам и положил их на музыку. Но я не единственный, кто приложил к ним руку. Популярные исполнители 70-х годов, Татьяна и Сергей Никитины, сделали свое дело. Правда, в их версию песни, текст которой нынче поселился в интернете, почему-то вкралась «ошибочка», кардинально меняющая весь смысл гениального стиха Бараташвили. Вместо «…на похоронах моих…» почему-то вылезает «…на похоронах твоих…». Интересно, кого это решили похоронить? Это еще один маленький, но наглядный пример, как «интернетная падла» извращает истину.

Но вернемся к поездке Бориса Леонидовича в Грузию именно с женой. Его вынудили уехать из Москвы официальные власти… В тот период в Москву приезжал премьер-министр Англии Гарольд Макмиллан, который пожелал беседовать с Пастернаком. Но желать не вредно… Власти решили спрятать поэта. Пастернак с Зинаидой Николаевной уехали.

А мне кажется, на самом деле он хотел бы бросить все и уехать с Ольгой, как его Живаго, куда-нибудь к черту на кулички. Все это было, повторяю, за год до кончины Бориса Леонидовича.

Но главная причина его бездействия, по-моему, в том, что принимать какие-либо решения в тех обстоятельствах было для него просто невозможно.

Дети Ольги Всеволодовны, Ира и Митя, которым на момент знакомства матери с Борисом Леонидовичем было 8 и 4 года соответственно, были вовлечены во всю эту историю. Иногда мне доводилось общаться с Ольгой Всеволодовной тет-а-тет. Однажды, когда я поймал подходящий момент и почувствовал ее хорошее настроение (хотя, надо сказать, Ольга Всеволодовна всегда производила впечатление человека оптимистичного), я спросил: «А как Борис Леонидович относился к Мите и к Ире?» «Ну, как относился, – ответила Ольга, – он принял их для себя с самого начала. И мне казалось, что и они через какое-то время ответили тем же… А позднее, когда Митя с Ирой подросли, они его уже воспринимали как совершенно родного. И, конечно же, тяга к литературе у них неспроста. Я бы одна их так настроить не смогла».

Когда я начал копаться, опять же, в том же множестве публикаций о взаимоотношениях Ивинской и Пастернака, я много раз натыкался на ее воспоминания в изложении разных биографов. Например, в книге Бориса Мансурова, который много времени провел в разговорах с Ольгой Всеволодовной, есть ее рассказ о том, как воспринимали дети всю ситуацию с травлей.