История села Мотовилово. Тетрадь 12

— Лук, во много одёжек оделся, чует холодную зиму, — с чувством знатока добавила бабушка Дуня.

— Да, вот нам старикам не дожить бы до зимней стужи, помереть бы за тёплое время, — упаднически проговорила Евлинья.

— Ты что, так рано в старухи-то записалась! — с явной досадой на неприятные слова Евлиньи отозвался дед.

— А ты на седьмом десятке лет или особую силу почувствовал! — оборвала его бабушка Дуня, — уж чего яхриться-то, уж и взаправду мы все стариками стали, и ты дедушк не ерахорься под старость- то. Ты и говоришь как-то хриповато, словно прохудившийся лапоть на ходу по скрипучему снегу! — охаяла своего деда бабушка Дуня.

Да и взаправду, речь дедова, под старость стала, какой-то заплетающейся, в которой часто слышится меж словесный ык. Старик, чувствуя недружелюбные к его старости помыслы Евлиньи и своей старухи Дуни, не стал с ними злословно защищать свою и ихнюю старость. Он только для самоуспокоения сказал:

— Да как вокруг нас всё хорошо и прекрасно, вольготно и жизнерадостно. А мы и на самом деле, свой век отжили, надо уступить дорогу тем, кто нас моложе. Ведь и без нас людей на вольном свете много останется! А без людей земля пустыня! — мечтательно философствовал дед…

Слова шабрёнки Евлиньи и своей старухи Дуни, свои мысли, отлёт журавлей и отпадающие листья оказались пророческими, через неделю дед умер, как-то глупо и скоропостижно. На кануне Успенья, под самый вечер, Матвей Кораблёв ему принёс в горшочке, только-что накаченного, ещё тёпленького мёду. Дед поблагодарил Матвея за мёд и не дожидаясь утра, в темноте ночи, решил испробовать подарственного мёда. Случилось же такое, и в темноте Матвей не заметил, и дед в темноте не видел, а меду была завязшая пчела. Дед отпил несколько глотков и пчелу вместе с мёдом проглотил, а она видимо застряла в пищеводе, самозащитительно пустила жало, ужалив деда. Дед сразу же почувствовал нестерпимую боль в горле, мыкая запрыгал от жгучей боли, вспомнил всю семью, но помочь ему никто ничем не смог. Всю ночь дед метался в постели от боли и жара, шея у него страшно пораспухла, дыхание спёрло. За врачом, в больницу Чернухи, не поехали, так как признаки были не в пользу жизни деда, и он скончался, как только на церковной колокольне отзвонили к успенской обедни. После похорон деда, бабушка Дуня, как-то сразу заметно постарела. Она с болью на душе переживала утрату своего старика и не прожив и году, ушла вслед за дедом.

И дело, в народе существует примета. В старом доме семья цельно живет. Построили новый дом — семья жди урона. А урон, почти всегда бывает со стороны стариков, всего скорее, из семьи выбывают престарелые члены семьи. Так получилось и у Крестьяниновых; в старом доме семья жила- размножалась, построили новый дом — семья пошла на убыль: Алёша с Мишкой отделились, Анку выдали замуж, дед с бабушкой Дуней, а вскоре и старушка — тетенька Александра умерли.

Пашня. Санька и грибы. Гуляева и Семион

Василий Ефимович, пошёл в поле вику, созревшую косить, а Ваньку послал в поле, где раньше был лес «Волчий дом», загон под посев ржи вспахать. Ванька выпрягши телегу, поставил её на лужайке небольшого высохшего ручейка, а сам перепрягши лошадь в постромки принялся за пахоту. В перерыв, к Ваньке подошёл друг его Панька, который вместе со своим отцом тоже пахали свой загон невдалеке от Ваньки. Пока Серый пасся на зеленоватой траве ручейка, Ванька с Панькой занялись разными своими детскими забавами. Сначала, они озорно и бесшабашно бегали, резвясь бегали по простору поля, шаловливо хохоча, догоняя друг друга. Потом они занялись другой забавой, — вооружившись палками и отыскав, растерянные по всему полю, жидковатые коровьи навозные лепёшки, ударяя по ним палками обрызгивали друг друга грязцой. Азартно хихикая, каждый старался, как пообильнее окатить жидкостью соперника, применяя при этом ловкость искусства нападения и увёртливость в отступлении. После игрового занятия снова за пашню, снова за ручки плуга. Не допахавши загон, осталось с плугом проехать взад-вперёд, раз пять, на местность пашни наплыла густая дождевая туча с громом. Пустив лошадь на попас, Ванька забрался под телегу. Дождь опустился ядрёный и сильный. Всё кругом непроглядно заволокло. По ручейку, над которым, так неосмотрительно и неразумно, Ванька поставил телегу, бурым потоком потекла дождевая вода, взмочив одежду, поклажу и самого Ваньку. Спасаясь от потопа, прижимаясь к колесу, шепча молитву, Ванька с боязнью пережидал многоводный дождь. Этот дождь, который до нитки измочил Ваньку, оказался благодатным в грибном отношении. В лесу появилось столько грибов, что свободные от дел люди бросились в лес за грибами. Осип Батманов, собираясь в лес со своей Стефанидой, поучал её: «Ты обуйся не в новые лапти-то, а в те, которые я восейка подковыривал, а лукошко-то под грибы-то, бери побольше, а я возьму коровью плетюху».

— Далеко ли пошли с кузовами-то в такую рань? — спросил Осипа Иван Федотов запрягая лошадь.