— Ты что нос-то повесила, иль не радостно, а? — перво-наперво спросил Федька, видя, что Наташка не в духе.
— А так, особенного-то веселья у меня нет, и день-то сегодня какой-то пасмурный, — цедя слова сквозь зубы, угрюмо ответила она, всем своим существом желая услышать от него разговора о женитьбе на ней.
Но он разговор свой вёл совсем не на эту тему, а на тему разовых свиданий и удовлетворения своих похотей. Как и раньше покорно следуя за ним, она всё же решила действовать сегодня напропалую, высказывая ему свои обиды, извещая его о своём безысходном положении.
— Слушай-ка, Федь, сегодня срок нашей с тобой клятвы истёк, а ты об этом ни слова. И никакой надежды у меня нет, — робко напомнила она ему.
— Да ладно тебе о сроках-то поминать, а ты знай, шагай за мной! — грубовато отозвался Федька. — И не выставляй свои капризы, ведь не первый раз, и не выламывайся, как девка.
Больно кольнули эти слова Наташку. Не выдержав горечи этих слов, она обидчиво выпалила ему:
— Ты ещё насмехаешься надо мной, значит ты коварный изменник, вот ты кто!
От этих Наташкиных слов у Федьки даже поперхнуло и болезненно кольнуло в селезёнку. Он совсем не ожидал такого оборота дела и не помышлял, что Наташка столь смело отважится так вызывающе оскорбить его словами. Он, несколько снизив свою дерзость в обращении с ней, начал применять свои льстивые уловки, боясь, как бы она на этот раз не вздыбилась, как строптивая лошадь, и демонстративно не убежала от него, сорвав его корыстные замыслы.
Чутко и материнское сердце в судьбе своих детей. Не спит и беспокойно тревожится Наташкина мать Авдотья. Она потайно, изничком подползла к месту обычных свиданий Наташки с Федькой, припав к щели в заборе, краешком глаза, и одним ухом, наблюдающе приглядывалась и прислушивалась к поведению влюблённой пары. Авдотью неотступно тяготила тревожная мысль. Червяком-короедом глодало сердце тревожное предостережение: «Как бы он, Федька, не созоровал над доченькой Наташенькой, — мыслила она про себя. — Ведь он вон какой жеребец накладеный, к нему любая девка попадётся, так не вырвется!» — размышляя в душе, сокрушалась Авдотья. Вернувшись в избу, Авдотья делилась с мужем своими наблюдениями и секретно шепча ему над ухом со слащавым сожаленьем, наговаривала:
— Она бедненькая трепещется, как щука в бредне, а вырваться от него никак не может! Вскружил он ей голову-то, вот она и прилипла к нему, как лебёдушка, а он может, завтра же к другой пойдёт, ведь на него надёжа-то лыса! У меня всё сердце выболело, только бы он не созоровал над ней, — высказывала она своё опасение перед Емельяном.
— Да ведь гуляют, гуляют, да до чего-нибудь и догуляются! — не особенно расстраиваясь, отговаривался от Авдотьи Емельян.
А Федька, фактически, уже давно созоровал над Наташкой, и не столь нахально, как по взаимному согласию! И в этот раз, после небольшого раздора она послушно последовала за ним в укромное место, но, всё же осмелившись, ему вслед высказав своё сомнение, проворчала:
— Вот и таскайся с тобой по закоулкам-то, как вор от людских глаз! И гляди тебе в запятки-то: ты встал и пошёл, а мне после этого каково?! Ты сделал из меня ни девку, ни бабу, только людям на смех! Сколько раз я зарекалась встречаться с тобой, а вот опять. Истерзал ты мне всю душеньку. Я с тобой совсем затиранилась: ни дела, ни спокою! И чем тебе зариться-то на меня. Женись скорее на мне! Иначе не видать тебе меня! — безудержно вырвалось у Наташки то, что она у себя на душе держала.
— Ты что сегодня заупрямилась, как лошадь перед препятствием, как девка с витамином «Це», ведь не впервой, и ещё не в остатке! — наступательно огрызнулся Федька, остановившись и обернувшись к Наташке лицом, на котором Наташка прочитала всю прежнюю Федькину настойчивость и решительность к действию ради своего удовольствия без помышления о женитьбе на ней. — Мать-то больно изнежила тебя! И захочется тебе, ты сама не стерпишь! — грубо упрекнул он её.
И, применив свои нахальные приёмы, он и на этот раз коварно поступив с ней, добился своего, принудил её к соитию. Напоследок, чтобы на всякий случай, сделать отметину, она во время взаимного поцелуя больно укусила ему губу. Он даже болезненно вскрикнул:
— Ты что так больно кусаешься?! — злобно упрекнул он её. — Как мне теперь на людях-то появиться! — унимая слабую кровь, выступившую на губе, прижимал к ней кулак: не знай, успокаивающе боль, не знай, как знак угрозы Наташке. — Ты мне этим своим дурацким поступком совсем настроение испортила! — продолжал гневно упрекать он её.
— А теперь мы с тобой квиты: ты мне давно настроение портишь, а я тебе только нынче! Ты и вовсе меня всю испаскудил, да и в сторону! И на тебя, видимо, никакой надежды нет! И я теперь стала как угорелая кошка и как загнанный зверь не знаю, что и делать, — горестно высказывалась она перед Федькой, и, помолчав, как бы собираясь с мыслями, она раздражённо проговорила: Появится какой-нибудь жених, и посватает, сразу же пошла бы!