История села Мотовилово. Тетрадь 17 (1932-1934 гг.)

— Так вот и справляюсь! — с деловитостью в словах ответил он. — По силе возможности по моей воле. Да и голова-то пока меня не подводила! — самоуверенно утверждал он.

— Нет, разбираться в таких сложных и тонких делах нужна не простая голова, а со смыслом! — продолжал удивляться колхозник.

— И больно тонка и путана паутина, а паук в ней свободно разбирается! Так же и я в бухгалтерских делах кое-что, да кумекаю! — торжествовал Оглоблин. — А главное в нашем деле регулярно вести запись дел! — с намёком на вульгарность, улыбаясь, заметил Оглоблин, не чуя того, что зимовавший в помещении конторы комар, присев ему на лоб, выбирал место, где бы поудобнее впиться в его кожу.

Колхозник по наивности своей, размахнувшись, шлепком ладони раздавил этого комара.

— Эх, как ты меня напугал. Я инда вздрогнул, — незлобливо заметил, усмехнувшись, Оглоблин.

Иногда он целыми уповодами перебирал шашки на счётах, передвигая их то влево, то вправо. Шашки с трудом повиновались усилиям Кузьмы, туго передвигались по заржавленным проволокам. И чтобы передвинуть одну нужную ему шашку, он брался за неё обеими руками и, наморщив лоб, сдвигал её на нужное место. Однажды, в буйном припадке досады и зла (у него при подсчёте общего числа трудодней, выработанных всеми колхозниками за год, получался разный результат), он грохнул этими счётами об пол так, что все счёты распались на части. «Этим счётам, наверно, сто лет в обед! Они колхозу достались от Петруни, который ещё в далёкой давности имел бакалейную лавку. Их бы давно надо разбить!» — в шутейной форме оправдался Оглоблин перед главбухом, который намеревался поругать Кузьму за такое нерадивое отношение к казённым вещам. Сверяющимся колхозникам о количестве заработанных ими трудоднях Оглоблин, обычно употребляя свою поговорку «взять в среднем», говорил примерно так: «У тебя, Иван Петрович, если взять в среднем, выработано примерно шестьдесят восемь трудодней!»

В колхозной канцелярии было шесть столов, один из которых принадлежал председателю Федосееву, другой — главбуху Лобанову, третий — счетоводу Оглоблину, четвёртый — кассиру, пятый пустовал, за него садились кому нужно из посетителей, на нём писались сводки и разного рода донесения и заявления. Шестой же стол бездейственно валялся в углу за печкой кверху ножками с самого начала организации колхоза. С ним произошла следующая история. Он был отобран вместе с другой мебелью и разным барахлом у кулака Лабина В.Г. в момент раскулачивания. В горячей перепалке с сыном Василия Федькой активист Грепа тянул этот стол к себе, а Федька не отдавал. В результате у стола была сломана одна ножка, и Федька, видя непригодность поломанного стола, с силой оттолкнул от себя вместе со столом Грепу. Обрадованный таким сравнительно тихим исходом дела, Грепа со столом и ножкой от него, пошёл во вновь открытую колхозную канцелярию в каменном доме, отобранном у бывшего торговца бакалейными товарами Вахнина И.В. Так как стол о трёх ногах нельзя было поставить для дела, его бросили в угол за печку, где он преспокойненько и полёживал до сих пор вверх тормашками, протянув свои три уцелевшие ножки к потолку, как бы высказывая своё недовольство, что он обречён судьбой, что не пришлось ему вместе с собратьями послужить колхозному делу.