Самыми активными были пизанцы, которым удалось добиться, заключив некое подобие договора, гарантий для себя и своих товаров (1157 год). Для хранения товаров им был выделен фундук, а по отношению к ним самим старались избегать какой-либо бесцеремонности. В самом начале XIII века купцы Туниса обратились с дружественными и настойчивыми письмами к одному пизанцу, который покинул их город вследствие наложения ареста на его товары, и старались успокоить его. «Возвращайся без всяких колебаний, — настаивал драгоман, — ты везде найдешь прекрасный прием, так же как и все твои спутники. Товары стоят дешево, и ты сможешь закупить все, что тебе нужно». А кожевник-мусульманин добавлял: «Здесь спокойствие, и дела в хорошем состоянии, даже лучше, чем во время твоего отъезда. Вы будете приняты, и с вами будут обращаться здесь так же хорошо, как и прежде». Эти письма свидетельствуют о личных дружественных связях между купцами Пизы и Туниса. Поэтому пизанцы вели в Ифрикии значительные торговые операции. Они обменивали свои товары, главным образом зерно, на шерсть, кожи, квасцы и воск. Мусульмане настолько доверяли им, что иногда даже предоставляли кредит.
Генуэзцы и марсельцы вели дела, как это было принято среди европейского купечества: обычные ссуды, теоретически без процентов; морские ссуды, при которых допускалось высокое вознаграждение, так как риск, связанный с морем, относился за счет заимодавца; договоры «commenda», в силу которых заимодавец участвовал в прибылях купца; «societas», когда прибыли распределялись между трудом и капиталами, вносимыми членами товарищества. Генуэзцы первыми ввели практику векселей при сделках с Тунисом. Марсельцы вкладывали значительные капиталы в торговлю и транспорт. Двадцать контрактов, подписанных купцами-капиталистами Мандуэля (между 1212 и 1246 годами), свидетельствуют о том, что последние при посредничестве евреев продавали в Бужи, Сеуте, Оране и Тлемсене арабские монеты (мийарес или полудирхемы), которые они чеканили, в частности в Монпелье, для экспорта. Что касается венецианцев, то они заняли значительное место в торговле с Тунисом только при Хафсидах.
Армия и флот.
Для обеспечения своей власти в Берберки, и особенно в Испании, альмохады имели хорошо организованную армию, которую они рекрутировали первоначально среди берберских племен, а позднее среди кочевых арабов; в ней фигурировали даже тюркские контингенты, взятые в плен в ходе борьбы против Каракуша, и христианские наемники. По мере того как удельный вес этих чужеземцев увеличивался, а численность масмудийских контингентов уменьшалась, альмохадская армия теряла свой первоначальный дух — мы бы сказали, свой национальный характер — и становилась профессиональной армией. Большое значение имела гвардия халифа. Правоверные, которые окружали его шатер, должны были умереть, но никого не подпускать к нему. Войска наступали последовательными волнами с пиками, мечами, стрелами и пращами. Против крепостных стен применялись осадные башни, иногда в шесть этажей.Когда альмохады заняли Кадис, они получили в свое распоряжение могущественный флот Меймунидов. Бербер Юсеф, который служил на кораблях короля Сицилии Рожера II, а затем был назначен Абу Якубом адмиралом, превратил эскадру халифа в самую могущественную на Средиземном море. Не случайно в 1190 году Саладин просил его помощи, чтобы остановить христианских королей на пути в Сирию, но, несомненно, ничего не добился, так как, будучи заодно с Каракушем, он вряд ли снискал благосклонность Абу Якуба.
Благодаря могуществу альмохадской империи, ее богатствам, славе ее армии и флота, халифы пользовались значительным престижем. Один арабский писатель утверждает даже, что мусульмане Каира и Александрии надеялись, что Абу Якуб завоюет Египет. Да и демарш Саладина свидетельствует по меньшей мере о том, что он рассматривал повелителя Магриба как наиболее способного выступить за поруганный ислам.