История Швейцарии

Около 1500 г. Швейцария, самая молодая среди влиятельных держав, была у всех на устах. Стимулом для обсуждения ее сущности стала преимущественно обороноспособность страны, связанная с изначальными условиями ее существования в целом. Но эта архаическая необычность оценивалась в высшей степени по-разному. В направленном против швейцарцев манифесте римского короля Максимилиана, относящемся к 1499 г., они были заклеймены как неистовые разрушители богоугодного порядка. Импульсом их бунта против всякой иерархии является, согласно документу, высокомерие, заставляющее швейцарцев стремиться стать чем-то большим, нежели им дано Богом и природой. Это высокомерие ведет их прямо в бездну, как Люцифера и его духовных наследников — еретиков. На подобных струнах играли и авторы-гуманисты, чувствовавшие себя призванными быть панегиристами империи и германской нации, а ей верховная власть поручена за ее заслуги. Так, эльзасец Якоб Вимпфелинг в 1505 г. заклеймил швейцарцев как грубых, нецивилизованных провинциалов, которые движимы инстинктами. По его словам, им надлежит в соответствии с родственной любовью к ближнему все же вернуться в лоно политико-национальной религиозной общины. К такому отходу и возвращению швейцарцы, по утверждению Вимпфелинга, способны ввиду их германского происхождения под соответствующим руководством и при условии понимания своих заблуждений и обязанностей. Поэтому в начале этого национально-педагогического процесса воспитания, с его точки зрения, должно стоять понимание того, что дворянство и княжеское господство являются элементами, желаемыми Богом и к тому же способствующими формированию бесперебойно действующего социального порядка. Кроме того, военная ярость, в которой самым жутким образом проявляется разрушительная неотесанность швейцарцев, должна быть очищена облагораживающей силой культуры, в особенности изучением классических текстов.

При всей остроте полемики это были тонкие дискурсы. В ходе конкуренции между южногерманскими и швейцарскими ландскнехтами, поступавшими в иностранные войска, в средствах особенно не стеснялись. В ругательстве «коровьи швейцарцы» содержался намек на развратные действия жителей гор с их домашними животными. Звучание коровьих колокольчиков, столь буколическое в иных случаях, регулярно оповещало о кровавых столкновениях между южногерманскими и швейцарскими наемниками. Позорная содомия опять же была знаком животной грубости в горном мире без разума и контроля над инстинктами. Однако те, кого клеймили, последовательно поворачивали эти негативные клише против клеймивших. В хвалебных банальностях о благочестивых крестьянах и пастухах Конфедерация представлялась идеальным общественным устройством, из которого дворянство выпадает из-за своего высокомерия и своевольности, иными словами, из-за неисполнения возложенного на него назначения. Теперь этим сообществом управляют только граждане городов и крестьяне сельских областей. Поэтому честь подобает не выродившейся аристократии по рождению, но подлинному дворянству по заслугам и добродетелям, которое правит в Швейцарии. Именно такая честь и лежит в основе единства Швейцарии. Так упрек в том, что в результате нарушения вечных законов те, чье место внизу, оказались вверху, превратился в свою противоположность. В этой идейной рамке истории о Телле и Рютли благодаря печати с высокими тиражами получили широкую известность и полностью проявили свое воздействие. Резкое расхождение картины благочестивых, солидарных селян, одновременно глубоко прочувствованной и пропагандистски инструментализированной, и социально-политической реальности ввиду прогрессировавших процессов формирования олигархии в городе и на селе поначалу не уменьшало силы воздействия этих лозунгов. «Стать швейцарцем» означало для крестьян и поденщиков вне Конфедерации представить себе свободную от налогов и сборов страну с молочными реками и кисельными берегами, где царит полная автономия общины. В последующие десятилетия те из них, кто временно или надолго оказывались под властью кантонов, смогли накопить отрезвляющий опыт. Они очень быстро констатировали, что швейцарцы на вновь обретенных территориях не только не отменяли права прежних господ, но и требовали причитающихся выплат по меньшей мере так же строго, как и феодальная знать, которую клеймили ее бывшие подданные.