История сионизма

Но Бялик оказался слишком оптимистичен в своих прогнозах, как выяснилось уже на следующем конгрессе (Карлсбад, 1923). Многие делегаты выразили недовольство работой Исполнительного комитета. Делегаты «Мицрахи» и некоторые представители центристской группы с радостью бы изгнали Вейцмана с президентской должности. 13-й конгресс во многом можно назвать типичным: почти все выступавшие жаловались на то, что они и их группировки подвергаются дискриминации. Блуменфельд заявлял, что сионизм утратил свой воинственный дух и что этот процесс начался еще до войны и набрал силу после 1918 г. Молодой Арлозоров, который уже начал приобретать авторитет одного из крупнейших лидеров движения, зашел еще дальше, выразив опасения, что сионизм вскоре может вообще погибнуть[671]. Один из ораторов, комментируя объявление о том, что за период, прошедший с момента предыдущего конгресса, земельные владения евреев в Палестине возросли на 70 000 дунамов, заметил, что именно таковы средние размеры поместья одного польского землевладельца — и не самого крупного.

Исаак Груенбаум, лидер польских сионистов и один из главных противников Вейцмана в 1920-е гг., заявил, что еврейский народ может и подождать, если условия в Палестине сейчас слишком тяжелы для практической деятельности. Подобно Науму Гольдману и некоторым другим «радикальным» сионистам, он упрекал Вейцмана за то, что тот не уделяет достаточного внимания самому сионистскому движению и сосредоточил все усилия только на Палестине. Но главным образом «радикалы» выступали против принятия несионистов в Еврейское Агентство, устав которого впервые стал предметом дискуссий годом ранее.

Этот вопрос оставался камнем преткновения для сионистов еще семь лет. Вейцман был главным сторонником сотрудничества с несионистами — не только (и не столько) из-за того, что пункт об учреждении Еврейского Агентства входил в текст мандата, но и потому, что Вейцман раньше и острее, чем многие его коллеги, осознал, что у сионистской организации не хватит средств для развития Палестины. Вейцман понимал, что несионисты едва ли с радостью примут участие в сионистских делах, если лишить их представительства в главных органах сионистского движения. «Радикалы» же заявляли, что включение несионистов в состав руководства организацией подорвет сионистскую идеологию и лишит движение его специфического национального характера, что приведет к катастрофе. Споры на эту тему пробуждали бурные страсти, однако, как выяснилось позднее, они были абсолютно бессмысленны. Оказалось, что расширенное Еврейское Агентство, сформировавшееся в 1929 г., не станет играть той роли, которая теоретически ему отводилась, и что оно никоим образом не сможет повлиять на характер и деятельность сионистского движения.

Впрочем, роль Агентства была не единственным спорным вопросом между Вейцманом и его противниками. Восточноевропейские сионисты с глубоким подозрением следили за деятельностью английских евреев — Киша, Эдера, Леонарда Штайна, которыми окружил себя Вейцман и которые в периоды его отсутствия в Лондоне управляли политической работой Исполнительного комитета. Эти люди имели несчастье родиться не в Восточной Европе. Они не говорили на идиш и практически не знали иврита. Они не участвовали в работе довоенных конгрессов и не успели ничем доказать свою преданность сионистскому движению. Иными словами, все это были незнакомые личности. Насколько им можно было доверять? Многие критиковали Вейцмана за его «диктаторские наклонности». К примеру, он даже не побеспокоился о том, чтобы довести резолюцию протеста против учреждения Арабского Агентства, принятую Комитетом Действия (и совершенно ненужную, по мнению Вейцмана), до сведения британского правительства. Позднее Вейцман писал, что на вопрос о том, как поступили бы на его месте Усишкин и его сторонники, он ответил: «Протестуем! Требуем! Настаиваем! И все это нашим критикам кажется верхом мудрости и совершенства. Похоже, они просто не понимают, что постоянные протесты, требования и настояния только вредят нашему делу, что они не только тщетны, но и недостойны»[672].

На 13-м конгрессе Раппин описал безотрадную картину положения дел в Палестине; прежде кое-кто из его коллег говорил о сотне тысяч иммигрантов в год, ему же самому казалось, что более реальная цифра — тридцать тысяч. В действительности приезжало всего 8—10 тысяч в год. Конгресс планировал бюджет в полтора миллиона фунтов стерлингов, но в фонды организации поступила всего треть этой суммы, а палестинский бюджет упал до 300 тысяч фунтов, чего было явно недостаточно для покрытия расходов на образование и медицину, не говоря уже об иммиграции и колонизации.