История сироты

Освещение в зале снова погасили, и мы бежим к арене в полной темноте. В Дармштадте лестница прикручена к стене. Но здесь она свисает с потолка и лишь слегка закреплена снизу. Я изо всех сил пытаюсь не упасть, так сильно она дрожит. На подъем у меня уходит больше времени, чем я ожидала: я успела только добраться до платформы, когда включили прожектор. Луч скользит по стенам палатки, находит меня. И вот я предстаю перед толпой. Меня пробивает холодный пот. Почему клоунам можно спрятаться за масляным гримом, а нам нужно стоять здесь практически голыми – и от сотен глаз нас отделяют только клочки тонкого нейлона?

Музыка замедляется, обозначая начало нашего номера. Тишина, затем нарастающий бой барабанов, моя очередь прыгать.

– Оп! – Через темноту до меня доносится крик Астрид. Обычно я должна отпустить перекладину сразу после этой ее команды, но я не делаю этого. Астрид качается, ожидая меня. Еще секунда – и будет слишком поздно, и номер будет провален.

Сделав глубокий вдох, я прыгаю с платформы. Под моими ногами нет ничего, кроме воздуха. В Дармштадте я летала уже много раз, но сейчас я чувствую чистейший ужас, как будто это снова мой первый раз. Я раскачиваюсь выше, отталкивая от себя страх и наслаждаясь ветром, овевающим меня.

Астрид летит ко мне, раскинув руки. Я должна отпустить гриф на самой верхней точке, чтобы все сработало. Однако меня все еще пугает то, что она должна будет меня поймать, особенно после того, как я увидела падение Йеты. Астрид позволила мне упасть однажды, сделав это сознательно. Что, если она снова так поступит?

Наши взгляды встречаются. Она как будто говорит: «Верь мне». Я отпускаю перекладину и взлетаю вверх. Руки Астрид хватаются за мои, и мое тело раскачивается вместе с ней. Меня охватывает облегчение и воодушевление.

Но нет времени праздновать: через секунду Астрид отправляет меня обратно. Я заставляю себя сконцентрироваться еще раз, перекручиваясь так, как она научила меня. Затем я лечу от центра к внешней стороне арены, пытаясь никуда не смотреть. Астрид направила меня с идеальной точностью, и гриф попадает мне в руки, и толпа аплодирует. Я добираюсь до платформы, мир приходит в равновесие. Мы сделали это! Мое сердце наполняется радостью, я чувствую себя счастливее, чем когда-либо.

Однако номер не закончен, Астрид ждет меня со строгим выражением лица, она все еще в напряжении. Мы выполняем второй бросок, на этот раз Астрид ловит меня за ноги. Теперь аплодисменты как будто поднимают меня выше. Еще один бросок, возвращение – и конец. В какую-то секунду я даже чувствую скорее грусть, чем облегчение.

Я выпрямляюсь, когда луч прожектора находит меня на платформе. Зрители подбадривают и хлопают в ладоши все громче. Мне. Главная была я, не Астрид. Теперь я понимаю, как тяжело это было для нее – оставить главную роль. Понимаю, чем она пожертвовала, чтобы включить меня в номер.

Прожекторы опускают, и к выходу на сцену готовится Петр, на этот раз для сольного номера. В отличие от других артистов, которые появляются на сцене один или два раза, он регулярно выходит между крупными номерами, связующей нитью проходя через все выступление. Теперь он отвлекает толпу своими привычными ужимками, позволяя рабочим закончить расстановку клеток со львом и тиграми, которые привезли сюда в темноте во время нашего номера.

Мы с Астрид спускаемся и торопливо уходим на задний двор в полутьме.

– Мы сделали это! – восклицаю я, обнимая Астрид. Я жду, что она похвалит меня. Теперь-то она точно будет довольна мной. Но она не отвечает, и я отступаю, отвергнутая.

– Ты хорошо справилась, – говорит она, наконец. Но она говорит это сдержанно, а на ее лице – беспокойство.

– Я знаю, я опоздала во время последнего броска… – начинаю я.

– Тс-с-с.

Она отгоняет меня, не отрывая глаз от палатки. Я слежу за ее взглядом, который устремлен на мужчину, сидящего на первом ряду. На нем форма СС. Тогда я чувствую тошноту. Я бы заметила его, если бы он сидел там во время первой половины выступления. Наверное, он зашел во время антракта. Я не заметила его, потому что слишком нервничала.

– Он здесь просто чтобы посмотреть представление, я уверена, – говорю я, желая приободрить ее. Но в моих словах нет уверенности. Откуда здесь немецкий офицер? У него расслабленное выражение лица, он смотрит на то, как дрессировщик уговаривает больших кошек делать различные трюки. – В любом случае, ты должна предупредить Петра, чтобы он не выступал с тем номером… – Я осеклась, понимая, что она не слышит меня, но жадно смотрит на офицера из-за занавески.

– Я знаю его.

Астрид говорит это спокойно, но лицо у нее бледное.

– Немца? – Она кивает. – Ты уверена? – спрашиваю я, несмотря на то что у меня сдавило горло. – Они все на одно лицо в этой ужасной форме.

– Это коллега моего мужа. – «Бывшего мужа», – хочу поправить ее я, но сейчас это кажется глупым.

– Ты не можешь идти туда снова, – дергаюсь я. Для меня выступление уже закончено, но у Астрид еще один номер на испанской паутине. У меня все сжимается в груди. – Надо сказать герру Нойхоффу.