«Папство, – писал сэр Стивен Рансимен, – за всю свою долгую историю никогда не сталкивалось с противником столь грозным, как Фридрих II Гогенштауфен». Пожалуй, не вызывает удивления, что Данте поместил его в шестой круг своего Ада[79]
. С политической точки зрения Фридрих тоже потерпел поражение. Его мечтой было сделать Италию и Сицилию единым королевством внутри империи, со столицей в Риме. А первоочередная цель пап, которые опирались на большие и малые города Ломбардии, состояла в том, чтобы эта мечта никогда не осуществилась. И папы победили. Но Фридриха помнят не за его политические свершения; он вошел в историю как наиболее выдающийся европейский правитель в ряду между Карлом Великим и Наполеоном не за итальянские «подвиги» и вовсе не за преобразование Германии (где он бывал крайне редко, лишь когда не получалось этого избежать). Прозвище Stupor Mundi ему обеспечили интеллектуальные и физические качества личности. Наследие Фридриха Барбароссы и Рожера II не пропало впустую. Оба деда сами были великими людьми, но он превзошел их обоих. От Барбароссы он унаследовал неуемную энергию, военное мастерство, мужество и Августову концепцию империи, реализации которой посвятил всю свою жизнь; Рожеру и сицилийскому воспитанию он обязан безграничной широтой своего ума и интересов, необыкновенным даром к языкам и страстной любви к искусствам и наукам. В 1224 году он основал университет Неаполя, один из старейших в мире, поныне известный как Università Federico II. Поэт среди поэтов, он привлекал людей, в кругу которых был изобретен сонет и родилась национальная итальянская литература; жгучее любопытство относительно природы физического и метафизического побуждало его к личным контактам и переписке с мыслителями всех вероисповеданий; уцелевшие скульптуры с триумфальных ворот Капуи (его собственный проект) выдают в императоре отличного архитектора и щедрого «покровителя муз». Он с полным основанием мог притязать на звание первого государя эпохи Возрождения – за два столетия до этой эпохи.Глава 7
Сицилийская вечерня
Лишившаяся твердой руки Фридриха, Сицилия быстро скатилась в привычные хаос и неразбериху. Что-то – возможно, отчасти сказывалось арабское прошлое – вечно мешало сицилийцам обрести хотя бы подобие единства; почти все их крупные города страдали от внутренних распрей, следствием чего стала этакая многосторонняя гражданская война на острове. Бароны захватывали власть, причем каждый сражался исключительно за себя; в итоге получилось, что если на материке феодализм медленно угасал, на Сицилии он только укреплялся. Сельское хозяйство фактически умерло, численность населения резко сократилась; подсчитано, что за последующие два столетия она снизилась едва ли не вполовину.
Не менее десяти детей и внуков Фридриха погибли в заключении или встретили насильственную смерть. Его старший сын Генрих, коронованный Генрихом VII Германским (он так и не стал императором Священной Римской империи), восстал против своего отца и умер в тюрьме в 1242 году. Конрад, сын от Иоланты Иерусалимской, выбранный Фридрихом в качестве преемника, прилагал все усилия, чтобы восстановить порядок; но ему приходилось проводить большую часть времени в Германии, а область Реньо доверили незаконнорожденному сыну Фридриха Манфреду, любимцу среди одиннадцати бастардов (по воле отца он получил титул князя Таранто). Когда Конрад скончался от малярии в возрасте двадцати шести лет, пережив отца всего на четыре года, Манфред отказался передать Сицилию папе Иннокентию IV и принял бремя регентства от имени Конрадина, двухлетнего сына своего сводного брата. Папа предсказуемо пришел в ярость, немедленно отлучил Манфреда от церкви и принялся спешно искать других, подходящих кандидатов на трон. Ричард Корнуолл, брат английского короля Генриха III, одно время ходил у него в фаворитах, однако, будучи богатейшим человеком Англии, он счел, что цена слишком высока, и отказался от предложения папы; он сказал, что это все равно что сделаться правителем луны при условии, что ту рано или поздно совлекут с неба. Аналогичное предложение было сделано в 1253 году – восьмилетнему сыну короля Генриха, Эдмунду Ланкастеру; как ни удивительно, тот выразил согласие и был официально коронован папским легатом. На протяжении десяти лет Эдмунд именовал себя «милостью Божией королем Сицилии» и даже отправил епископа Херефордского собирать налоги со своих новых подданных; но вскоре всем сделалось понятно, что эта идея обречена на провал, и больше к ней не возвращались.