Правда, имелось одно, зато поистине ослепительное исключение – по имени Антонелло да Мессина. Он родился в 1430 году, учился в Неаполе, где в середине пятнадцатого столетия царила мода на фламандскую живопись. Джорджо Вазари, ошибочно приписавший да Мессине внедрение техники рисования масляными красками в Италии, утверждал, что живописец вдохновлялся великолепным триптихом Яна ван Эйка («Иоанна из Брюгге»), нарисованным по заказу генуэзского дожа Баттисты Ломеллини и ныне, увы, бесследно исчезнувшим; стиль да Мессины и вправду больше напоминает о Фландрии, чем о жарком юге. Он действительно оказал колоссальное влияние на итальянскую живопись; критик Джон Поуп-Хеннесси называет его «первым итальянским художником, для которого индивидуальный портрет был самостоятельным видом искусства». Помимо Неаполя да Мессина работал в Милане и Венеции; но Мессина оставалась его домом, и там он скончался в феврале 1479 года.
Не исключено, что королю Педро Арагонскому нередко выпадала возможность пожалеть, что он в свое время не остался дома. После смерти Фридриха II Сицилия стала практически неуправляемой; Педро, который не мог опереться на папский авторитет для покорения острова, как поступил ранее Карл Анжуйский, оказался в зависимости от местных баронов и потому был вынужден действовать с крайней осторожностью. Он вернул правительство из Мессины, оплота анжуйцев, в Палермо; публично заявил, что Сицилия будет существовать как независимое королевство и не сольется с Арагоном (чего опасалось большинство сицилийцев); он даже зашел настолько далеко, что пообещал: после его смерти две короны достанутся двум различным представителям династии. Эти шаги были встречены с одобрением; с другой стороны, для реализации долгосрочных планов Педро по завоеванию всей области Реньо, арагонский и сицилийский флоты все-таки объединили. Посему многие из тех, кто принимал участие в восстании 1282 года, полагали, что бунтовали понапрасну: остров оставался таким же зависимым, как и при анжуйцах, а произвол правительства был силен, как никогда. В бессильной ярости они наблюдали, как крупные поместья передаются испанской феодальной аристократии – точно так же, как раньше эти поместья передавались французам.
Педро умер 2 ноября 1285 года, всего через десять месяцев после смерти своего заклятого врага Карла Анжуйского. (Данте, по неведомой причине, поместил их обоих у врат чистилища.) Правитель сдержал обещание и разделил свое королевство, оставив Арагон старшему сыну, двадцатиоднолетнему Альфонсо III (обрученному с Алиенорой, дочерью короля Эдуарда I Английского), тогда как Сицилия отошла второму сыну короля, Хайме. В тот судьбоносный год случились еще две смерти. Прежде всего упомянем о кончине 28 марта папы Мартина. Его понтификат оказался сущей катастрофой. Конечно, папский престол поддерживал анжуйцев; любая попытка нарушить эти обязательства была бы равносильной признанию ошибочности действий наместника святого Петра. Однако по-настоящему мудрый человек с толикой дипломатического таланта сумел бы, пожалуй, найти менее тернистый путь и уберечь папский престол – заодно с французами – от унижения. Мартина сменил семидесятипятилетний Гонорий IV[82]
, знатный римлянин, которого настолько извела подагра, что ему приходилось служить мессу не вставая с кресла и возлагать руки на алтарь при помощи механического устройства. Новый папа тоже не видел альтернативы анжуйцам, но был полон решимости восстановить мир в Италии – хотя бы посредством войны.