Тридцатилетняя война продолжалась до 1648 года; между тем экономическая ситуация на Сицилии стабильно ухудшалась, и среди населения росло недовольство. Причина проблем лежала в социальной плоскости и в области сельского хозяйства, а никак не в политике. Сицилия являлась производителем и поставщиком пшеницы; а этот злак печально славен уязвимостью перед капризами природы. Неожиданно засушливая весна, два или три неурожая подряд, нашествие саранчи, случайное воздействие сырости – все эти неприятности (и многие другие) были чреваты катастрофой. Благодаря недавнему увеличению численности населения на острове ощущалась нехватка зернохранилищ; а земледельцы, обеспечив себя в достаточной мере, норовили продать излишки в Испанию, Венецию, на Крит, словом, туда, где они могли рассчитывать на значительно более высокие цены по сравнению с сицилийскими. Уже в 1644 году пришлось понизить качество выпекаемого хлеба; два года спустя Мессина была вынуждена урезать субсидируемый хлебный рацион. Затем, в феврале 1647 года, проливные дожди уничтожили посевы, и потому сеять предстояло заново – во всяком случае, тем счастливчикам, у кого остались семена про запас. За этим бедствием последовала жестокая засуха в марте и апреле. Города заполнили попрошайки, в сельской местности мужчины, женщины и дети умирали от голода.
Восстание вспыхнуло в мае, после нескольких дней покаянных процессий, в ходе которых их участники хлестали цепями по спинам до крови. Сообщалось, что было устроено даже особое шествие городских проституток, которых любезно приняла принцесса Трабия в своем дворце. Но в середине месяца духовная атмосфера изменилась. Церковные колокола созывали людей на площади, архиепископ вооружал духовенство, здание городского совета подожгли. Та же участь постигла многие другие здания, и улицы, по словам хронистов, покраснели от крови. Достаточно любопытно, что в этих беспорядках почти не отмечалось возмущение против Испании; недовольство было направлено главным образом против вице-короля и его правительства. К следующим суткам порядок удалось частично восстановить. Предпринятое расследование позволило установить, что за смутой стоял сбежавший из тюрьмы головорез по имени Нино ла Пилоза. Его схватили с помощью ремесленных гильдий, так называемых maestranze, и под пытками он сделал примечательное признание: дескать, его намерение состояло в том, чтобы сделаться королем, после чего он собирался раздать беднякам все деньги, принадлежавшие городскому банку и иезуитам. Можно лишь надеяться, что это признание не подстегнуло духовников-иезуитов, чья задача состояла в том, чтобы дать Нино последнее утешение, прежде чем его публично расчленили раскаленными щипцами.
Пожалуй, стоит несколько подробнее поведать о maestranze, которые изрядно окрепли в шестнадцатом столетии и приобрели за последние сто лет немалую власть. Первоначальные цели у них были такие же, как и у всех прочих европейских гильдий: защита интересов представителей конкретных профессий, обучение молодых и забота о тех гильдейских, кто был слишком стар или слишком болен, чтобы ухаживать за собой. Однако на Сицилии, где степень общей беззаконности была значительно выше, чем где-либо еще, гильдии превратились в профессиональные общества, которые соблюдали и отстаивали собственную примитивную справедливость – подобно мафии в более поздние времена.
Тем временем аристократы Палермо укрывались в своих сельских поместьях, чем дальше от города, тем безопаснее; хотя город вроде бы успокоился, они не выказывали ни малейшего желания возвращаться. Вице-король, 5-й маркиз Лос-Велес, обнаружил, что его покинули все ближайшие соратники, и внезапно отправился совершать паломничество. Заслуживает упоминания тот факт, что город Мессина, предоставивший в его распоряжение деньги и вооруженный отряд, чтобы подавить бунт в городе-сопернике, теперь предложил маркизу перебраться к себе навсегда, вместе с двором; впрочем, это предложение оценили по достоинству – и отклонили.