I. От царя и великого князя Василья Ивановича всея Русии, в Пермь Великую, князю Семену Юрьевичу Вяземскому да подьячему Ивану Федорову. Писали есмя к вам наперед сего, что Божиим праведным судом, за грех всего православнаго крестьянства, страдник, ведомой вор, богоотступник, еретик, рострига, Гришка Богданов сын Отрепьев, отступя от Бога и по совету дьяволю и лихих людей, которые всегда Московскому государьству хотят разоренья и кроворозлитья, назвал себя государя царя и великого князя Ивана Васильевича всея Русии сыном, царевичем князем Дмитреем Ивановичем, и в Полше и в Литве короля и многих панов и служивых людей своим ведовством и чернокнижством прелстил, да не токмо что в Полше, и в Московском государьстве многих людей прелстил, а чаяли его царевичем Дмитреем: и тот вор богоотступник, по своему бесовскому умыслу и по совету с полским королем и с паны радами, в Московском государьстве многую смуту и разоренье учинил, и церкви Божии осквернил, и многих православных крестьян, которые его знали и злодейство ведали и его обличали, злой смерти предал, и понял за себя воеводы Сандомирского дочь, латынския веры, и не крестив ее, в соборной церкви Пречистая Богородицы венчал, и полских и литовских людей для крестьянского разоренья многих к Москве привел, а церкви Божии и святыя иконы обругал, и немец, и римлян, и поляков, и розных вер многих злых еретиков в церковь пущати велел со оружием, а иных скверных дел и писати не вместимо, какое злое поруганье крестьянской вере чинили, и православным крестьяном многое насильство и кроворозлитье учинил, и жены у мужей отнимал, и иныя нестерпимые грубости и поносы чинил; а последнее, по совету с полскими и с литовскими людми, изменным обычаем хотел бояр, и дворян, и приказных людей, и гостей, и всяких лутчих людей побити, а Московское государьство хотел до основания разорити, и крестьянскую веру попрать, и церкви разорить, а костелы римские устроить; и милосердый в Троицы славимый Бог наш, по Своей святой милости, над нами и надо всем православным крестьянством милость Свою показал, умысл их злодейской всем людем объявил и гнев Свой от православных крестьян отвратил и святых Божиих церквей и православный крестьянский веры до конца в разоренье и православных крестьян в росхищенье и в работу не дал, против его злых и скаредных дел. А умысл его злодейской таков был: после смерти того вора взято в его хоромех лист утверженной того ростриги Гришки с воеводою Сандомирским, что было ему отдавати воеводе Сандомирскому да его дочери и их роду городы Новгород и Псков, с пригороды и со всеми людми и с уезды, и владети было теми городы и уезды воеводе Сандомирскому с дочерью, и монастыри и костелы устроивати было римские, а тому было вору теми городы не владети и как было им разорити истинная православная крестьянская вера, а учинити во всем Московском государьстве римская вера; да тут же взято, в хоромех, римского папы и кардиналовы и езоветцкие листы, о крестьянской же вере и о разоренье и о утверженье римския веры; и на том на всем тот вор рострига Гришка Отрепьев в Литве воеводе Сандомирскому, при многих панех и при папиных посланникех, присягал и крест целовал, и ту утверженную запись им с клятвою на себя дал за своею рукою, а писал тот лист воевода Сандомирской. И по нашему указу бояре наши воеводы Сандомирского про тот воровской утверженной лист допрашивали: его ли писмо тот лист и каким обычаем у них такой совет на крестьянское разоренье был? И воевода Сандомирской, смотря того листа, бояром нашим в роспросе сказал, что он такой утверженной лист с вором с ростригою писал и писмо его рука, а были у них такие листы по противням; а прелстил его тот вор ведовством и оманом, и крест ему тот вор на том на всем целовал, что было ему то все сделать, что в том листу писано; да сверх того писма, хотел ему тот вор отдати Смоленск и Сиверу всю со всеми людми и казну многую Полскому королю и ему воеводе обещался тот вор давати, а иную многую казну денежную и суды золотые и иную всякую казну и наряды всякие, ему давал; и о вере-де с ним, с Сандомирским, тот вор говорил, чтоб ему, по своему обещанью, учинити в Руском государьстве римская вера и костелы поставити, и иныя многия статьи хотел учинити; и он-де, Сандомирской, и сам то узнал, что он не прямой царевич Дмитрей, потому что о Московском государьстве все говорят о разоренье и вперед себе Московского государьства не проча, и с своими приятели он, Сандомирской, о том часто говаривал и от того с кручины много болен был, то-де и бояром нашим ведомо было; и над тем-де и вором и над ним, над Сандомирским, учинилося Божье наказанье, по их винам, что они мыслили о крестьянской вере и разоренье, и в том-де он, Сандомирской, перед Богом и перед нами великим государем и передо всеми людми Московского государьства виноват. Да бояром же нашим сказывали в роспросе Станислав да Ян Бучинские, которые жили в верху у того вора у Гришки, у тайныя его думы и у всяких у тайных его дел: канун деи того два в пятницу, маия в 16 день, как того ростригу убили, говорил тот рострига на одине со князем Констянтином Вешневецким, а они были туто ж: «в ремя деи мне своим делом промышлять, чтоб государьство свое утвердить и вера костела римская распространить; а началное деи дело, что бояр побить; а не побить деи бояр, и мне самому быть от них убиту; а толко деи побью бояр, и аз деи что хочу, то чиню». И Вешневецкой-де и они, Бучинские, молвили: «Да толко ему побить бояр, и за них землею станут». И рострига Гришка молвил: «То деи уже у меня умышлено тем обычаем, велел деи я вывести за город наряд весь будто для потехи, а в сю деи неделю (маия в 18 день) велел туто выехать за город, будто для стрелбы смотреть, воевод Сандомирскому и сыну его старосте Сенецкому, и Тарлом, и Станицким, и рохмистру Доморацкому, и с ними всем полским и литве, в збруе во всем и с оружьем; и как деи я выду на стрелбу, а за мною будут бояре все и дворяне, и как учнут из наряду стреляти, и в ту пору поляком всем ударити на бояр и на дворян, и их побивать; а то деи есми указал же, кому на кого на бояр приехати и убити, князя Федора Мстиславского Михаилу Ратомскому, а Шуйских Тарлу да Станицким, а про иных бояр также приказано кому кого убить; а убить деи велел есми бояр, которые здесь владеют двадцати человек, и как деи побьют их, и во всем будет моя воля». И они деи Бучинские молвили: «Московское государьство великое, станут за бояр всем государьством, и поляков, и литву всех самих побьют». И рострига Гришка говорил: «Поляки деи и литва выедут все в збруе и с копьи и со всяким боем; да и звычей деи у меня тот положен, что на потехи со мною часто выезжают роты вооруженны, уредят как на битву; был деи есмы на Вяземи; и со мною деи был рохмистр Доморацкой со всею ротою, во всей ратной збруе, да здесь ко мне часто приезживал уредясь как на битву, и то-де будет уж никому не приметно, что выедут ныне со мною поляки и литва в збруи; а бояре деи и дворяне ездят со мною простым обычаем, и им деи без оружия что учинить? а как деи тех бояр побьют, и досталные деи все устрашатся, ещо деи иные на них не придут». И они деи Бучинские молвили: «Великое дело то надобе начати да и совершити; а толко не совершится, ино самим нам будет худо». И рострига деи Гришка говорил: «Верьте деи мне, однолично то совершится; аз-де уж и такие статьи видел, сего деи году в Великой пост говорили про меня не многие стрелцы, что я веру их разоряю, и мне деи тотчас сказали, и аз деи тех стрелцов велел сыскати и приказал быти на дворец всех приказов стрелцом; и тех которые говорили туто ж велел привести; и учал-де есмя вину их и измену всем стрелцом сказывать, а у меня-де уж говорено с Григорьем Микулиным, как ему туто говорити и что надь теми стрелцы учинити: и как измену их объявили, и Григорей-де учал говорить: освободи-де, государь; миг, я у тех твоих изменников не токмо что головы поскусаю и чрево из них своими зубами вытаскаю; да мигнул-де на них Григорей стрелцам, и стрелцы-де, блюдясь от меня, тех моих изменников в мгновение ока изсекли на малыя части, мало-де сами не пересеклись секучи их; а то-де чаю так же будет, на кого-де только укажут, что изменник мой и то-де уж не пробудет, все-де от меня блюдяся делают что велю». И они-де Бучинские молвили: «Таких ты бояр велиш побить, кому у тебя в царстве урежати и кому в приказех быти?». И Гришка-де рострига говорил: «То-де уж у меня умышлено, ныне-де у меня здесь готовы воевода Сандомирской и староста Сепатцкой, да ты Вешневецкой, да Тарлы, да Станицкие, да вы, Бучинские, и иные ваши приятели, а по иных поляков и по литву пошлю, и мне-де будет уж надежно, и государьство мое будет без опасенья, и в римскую-де веру всех вскоре приведу; то-де уже здеся видел, хотя кого безвинно велю убить, а никто ни за кого слова не молвит». И они-де Бучинские говорили: «Слышали есми здеся у многих, что за веру здеся и так нас не любят; а толко стати неволею приводить, и за то станут всем народом». И рострига-де Гришка говорил: «Видели-де естя сами, что здеся делается: нароком-де есми приказал поляком и всяких розных вер людем ходити здеся в болшую их церковь и по всем их церквам в саблях, и как кто ходит, и они-де кабы сперва поговаривали меж тайно стали, и ныне-де уж и то ни за что; и аз-де велел поляком носити крест у поясов, и ниже гораздо пояса, и назади, а они-де тому кланяются и держат иконы и кресты в великой чести, и поляки-де и люторы и колвинцы и в церкви так ходили, и за то-де никто никаков человек никакова слова не молвил; а как-де я венчался, и у меня-де в ту пору болшое опасенье было, потому что по их крестьянскому закону первое крестив да то же вести в церковь, а не крестив никому иных вер в церковь не ходити, и аз-де нарочно велел быти в ту пору лютарем, и калвинцом и евангликом, и иных всяких вер людем, и они-де в церкви были и слышали-де есмя, что и образом изругалися и смеялися и в церкви, иные сидели в обедню, а иные спали, на образы приклонялися, и за то-де никаков человек не смел слова молвить; а болше-де есмя всего боялся, что цесарева моя римския веры и нечто митрополиты и архиепискупы и епискупы упрямятся, не благословят и миром не помажут, и во многолетье не станут поминати, и как-де есмя вшол венчатися в церковь и аз-де что хотел то делал, все делалось по моему хотенью и воле, и в царьских дверех миром помазывали и во многолетье пели во всех церквах благоверную цесаревую, а сами-де они то знают, что посяместа опричь римской веры в греческой вере цесаря не бывало; а которые митрополиты, и архиепискупы, и епискупы, и попы, про то учали были прежь сего о том поговаривати, и аз-де их поразослал, а ныне-де никаков человек не смеет слово молвить и во всем волю мою творят». И говорил-де туто рострига Гришка с клятвою, «что однолично в неделю, маия в 18 день, на стрелбе бояр, Мстиславского и Шуйских, и иных бояр и дворян лутчих, и детей боярских и голов, и сотников, и стрелцов, и черных и людей, которые за них любо станут, побить всех, а совершив, тот час костелы римские ставить; а в церквах в руских пети не велю и то-де все совершу, на чем-де есми присягал папе и кардиналом, и арцибискупом, и бискупом, и как-де есми воеводе под клятвою в писме своем написал; и Вешневецкому-де есми приказал, чтоб к недели со всеми своими людми был готов и промышлял бы неоплошно». И мы слыша такого злодея и богоотступника и еретика чернца Гришки злые умыслы и разоренье на крестьянское государьство и на православную веру, ужаснулись, как такой злодей помыслил на такое злое дело и встав на Бога богов и хотел до основания крестьянское государьство разорить и стадо Христовых овец в конечную погибель привести; а как милосердый Бог, призря Своею милостию на Росийское государьство, не дав в разоренье и в расхищенье крестьянского роду, и не попустил на долгое время того вора и богоотступника, вскоре злобесную его душу ниспроверг, а на Росийское государьство изобрав нас великого государя царя и великого князя Василья Ивановича, всея Русии самодержца; и мы великий государь, за помочью великого Бога, принял скифетр Росийского царьствия, по прародительской нашей царьской степени, и по моленью патриарха и митрополитов, и архиепискупов, и епискупов и всего освященного собора, и за челобитьем царей и царевичей и многих государьских детей, которые служат в Московском государьстве, и бояр наших, и околничих, и дворян, и детей боярских, и всяких служилых людей Московского государьства, говорили есмя митрополитом, и архиепискупом, и епискупом, и всему освященному собору, и бояром, и дворяном, и всему православному крестьянству: что в прошлом в 99 году, за грех всего православнаго крестьянства, великого государя царя и великого князя Ивана Васильевича всея Русии сын, благоверный царевич князь Дмитрей Иванович, по зависти Бориса Годунова, яко агня незлобивое заклася и святая его праведная и непорочная душа отъиде в вечное блаженство, в небесное царьство, а тело его святое погребено на Углече и много исцеления подает всяким одержимым различною болезнью, и явно к болящим приходя себя оказует, и милостивое свое исцеление подает, на уверение всем православным крестьяном, и многие про его чудеса свидетельствуют и на соборе нам про то извещали; а злодеем его и убийцом Бог милосердый, по Своей святой воле, мстя неповинную кровь праведнаго, возда и месть по их делу, злой смерти предал и для их злодейского умыслу на Росийское государьство послал свой праведной гнев к познанию истинная, проявляя терпение и злострадания страстотерпца Своего; а нам бы мощи благовернаго царевича князя Димитрея Ивановича принести в царьствующий град к Москве. И поговоря о том со всем освященным собором послали есмя на Углечь, по мощи царевича князя Дмитрея Ивановича всея Русии, Ростовского митрополита Филарета, да Астороханского епискупа Феодосья, да Спаского архимарита Сергия, да Ондроньевского архимандрита Аврамья, да бояр князя Ивана Михайловича Воротынского, да Петра Никитича Шереметева, да Григорья Федоровича да Ондрея Олександровича Нагих; и маия в 28 день писали к нам с Углеча богомолцы наши, Ростовской митрополит и Астороханской епискуп, и архимариты, и бояре наши, что они мощи благовернаго царевича князя Дмитрея Ивановича всея Русии подняли и осматривали, и в ту-де пору от гроба весь храм наполнился многаго благоухания, и мощи благовернаго царевича князя Дмитрея Ивановича целы и ничем нерушимы, а в иных местех часть земли отдана, а на лице и на главе власы целы чермны, и на костях плоть цела, а ожерейлецо низано жемчужное с пугвицы все цело, и в левой руке шириночка тафтяная шита золотом и серебром цела, и саван на нем весь цел, а покрыт кафтанцом комчатым на хрептах на бельих, нашивка серебрена с золотом, а сапожки на нем целы, толко подошвы у носков отстали; да на царевичевых же мощех положено орехов с пригорши, а сказывают, как он тешился и втепору орешки кушал, и как его убили и те орехи кровью обагрилися, и для того те орехи на нем во гроб положили, и те орехи на царевичевых мощах целы ж; да которые ж люди одержимы были розными болезньми и исцелили от царевичева Дмитреева гроба, в прошлых годех и в нынешнем во 114 году, до их приезду, и те люди принесли к ним писмо и то писмо они к Москве привезли, июня в 3 день, и мощи благовернаго царевича князя Дмитрея Ивановича. И мы великий государь царь и великий князь Василей Иванович всея Русии и мать царевичева князя Дмитрея Ивановича, царица и великая княгиня инока Марфа Федоровна всея Русии, с митрополиты и с архиепискупы и с епискупы и со всем освященным собором, и с бояры и с дворяны и со всякими людми Московского государьства, мощи благовернаго царевича князя Дмитрея Ивановича встретили со кресты за Каменым городом, и его мощи передо всем освященным собором и передо всеми людми аз и мать его, царица инока Марфа Федоровна всея Русии, смотрели и всем людем показывать велели, и его целбоносные мощи и ризы все целы и тлению непричасны: и мы, видя сами такое неизреченное Божье милосердие, с радостными слезами всесилному и в Троицы славимому Богу и Его страстотерпцу благоверному царевичу князю Дмитрею Ивановичу хвалу воздали и милости у него и прощения просили; и как понесли мощи его в город, и от его мощей многие болные розличными болезньми получили исцеление; а как его поставили в церкви архангела Михаила, и от его целбоносных мощей пролились реки милосердия, многие болезные розличными болезньми исцеление получили; в первой день исцелил всякими розными болезньми тринадцать человек, а в другой день (июня в 5 день) двенадцать человек, и до сего дни непрестанно исцеляет и всем приходящим с верою нескудно милость свою подает. А на принесение мощей благовернаго царевича князя Дмитрея Ивановича царица и великая княгиня инока Марфа Феодоровна, в церкви архангела Михаила, перед митрополиты, и архиепискупы, и епискупы, и передо всем освященным собором, и перед бояры, и перед дворяны, и передо всеми людми, била челом нам великому государю царю и великому князю Василью Ивановичу всея Русии, что она перед нами, и пред освященным собором, и передо всеми людми Московского государьства и всея Русии виновата; а болши всего виноватее перед новым мучеником, перед сыном своим царевичем Дмитреем: терпела вору ростригу, явному злому еретику и чернокнижцу, не объявила его долго, и много кровь крестьянская от того богоотступника лилася и разоренье крестьянской вере хотело учиниться; а делалось то от бедности, потому, как убили сына ее царевича Дмитрея, по Борисову веленью Годунова, а ее после того держали в великой нужи, и род ее весь по далним городом разослан был и в конечной злой нуже жили, и она по грехом обрадовалась, от великия нестерпимыя нужи вскоре не известила, а как он с нею виделся и он ей запретил злым запрещением, чтоб она не говорила ни с кем; и нам бы ее в том пожаловати и всему народу Московского государьства простить велети, чтоб она в грех и проклятстви ото всего мира не была. И мы великий государь царь и великий князь Василей Иванович всея Русии, по своему царьскому милосердому обычаю, и для великого государя царя и великого князя Ивана Васильевича всея Русии, и для благовернаго страстотерпца царевича Дмитрея Ивановича честных его и многочудесных мощей, царицу иноку Марфу во всем простили, а митрополитов и архиепискупов и епискупов, и всего освященнаго собора и всего православнаго крестьянства молили, чтоб они в купе о царице Марфе молили Бога и Пречистую Богородицу и всех святых, чтоб Бог милость Свою показал и от такова злаго греха душу ея освободил. И как к вам ся наша грамота придет, и вы б велели быти в соборную церковь архимаритом и игуменом и всему освященному собору, и дворяном и детем боярским, и приказным и всяким служилым людем, и всяким торговым и черным людем, а как сойдутся, и вы б сю нашу грамоту велели ее вычесть всем людем в слух, а будет в церковь вси люди не вместятся, и вы б им велели вычести перед церковью на просторном месте, чтоб милость Божию и Пречистыя Богородицы и великих чудотворцов заступление, наипаче же великого светилника страстотерпца благовернаго царевича князя Дмитрея Ивановича преславныя чудеса, всем людем были ведомы; и о таком бы естя неизреченном Божье милосердии воздали хвалу всесилному в Троицы славимому Богу, что нас и всех православных крестьян не предал в руце врагу и богоотступнику и еретику в расхищенье и в разоренье и в работу, и наша истинная православная крестьянская вера не порушилась и церкви Божии лепоту свою приняли; также и о том, чтоб явил нам дивная в чудесех новаго страстотерпца благовернаго царевича князя Дмитрея Ивановича, иже православными своими чудесы весь мир просветил и неверных поляков и всяких иноземцов неверныя их сердца в веру превратил; и о нашем бы есте многолетном здоровье молили Бога, чтоб нам и всему православному крестьянству устроил Бог все благая и полезна, и чтоб над царицею и великою княгинею инокою Марфою Федоровною всея Русии Бог милость Свою показал, для сына ея благовернаго царевича князя Дмитрея Ивановича душу ее освободил от греха и от всемирнаго проклятства, что она, страшася смерти, женскою немощию одержима, долгое время такова великого богамерского дела не объявила и великого страстотерпца нового мученика, сына своего, благоверного царевича князя Дмитрея Ивановича, многочудныя его мощи в забвенье и без памяти учинила; и с утверженныя грамоты ростриги Гришки Отрепьева, что дал на себя крепость воеводе Сандомирскому, и с папиных и с кардиналовых с воровских ссылочных грамот, что писали о крестьянском разоренье, и о городех, которых поступился Сандомирскому и его дочери, и о римской вере, списав списки послали есмя к вам, и вы б те списки потому ж велели вычести всем людем в слух, и не в одном месте, чтоб их воровской умысл всем людем был ведом; и того б есте вора, и еретика, и богоотступника, ростригу Гришку Отрепьева и его советников, которые на крестьянское разоренье и на попранье православный веры с ним советовали вечному проклятью предали и вперед проклинать велели ежегод, вместе с еретики; а с сее бы есте нашея грамоты и с утверженныя ростриги Гришки Отрепьева, что он дал на себя крепость за своею рукою воеводе Сандомирскому, писав слово в слово, послали бы естя в уезд или в пригороды; а в которой день и с кем имянем пошлете, и вы б о том к нам отписали, а отписку велели отдати в Болшой четверти дьяку нашему Нечаю Федорову. Писан в Москве, лета 7114 июня в день.